Ничего не забыл?
– Нет. Если на однокомнатную для меня будет не вытянуть, мне можно и коммуналку пока. Только не на краю географии. Ладно?
Жена промолчала.
Доктор Ивлев посмотрел на висящую над письменным столом фотографию дочери, где ей было всего лишь шесть лет, и сказал:
– Если с разменом что-нибудь получится, а я не успею вернуться к переезду, вы с Люськой берите все. Мне оставьте какую-нибудь ерунду и книжки по медицине обязательно. Не век же мне плавать...
– Ты надолго?
– Месяца на три. И если можно, вот эти два мамины подсвечника. Я к ним очень привык с детства...
Он снял со стены фотографию дочери, с трудом втиснул ее вместе с рамкой в карман куртки.
– Конечно, конечно!.. Все будет так, как ты сочтешь нужным... – быстро проговорила бывшая жена.
Ей вдруг показалось, что никакой размен квартиры затевать не нужно, что все еще может вернуться в этот дом, под эту крышу...
– Ты сейчас, главное, о Люське думай, – сказал Ивлев. – Все, что ей может понадобиться в будущей жизни...
– ...она достанет сама и за полцены, – неожиданно жестко продолжила фразу Ивлева его бывшая жена.
– Странно, правда? – искренне удивился взмокший Ивлев, снял шапку и вытер ею лицо. – В кого бы это? Такая деловитость в пятнадцатилетнем человеке...
Зазвонил телефон. Бывшая жена подняла трубку:
– Да, заказывали. Васильевский... Четырнадцатая линия, один.
Положила трубку, сказала негромко:
– Такси от Большого проспекта, угол Восьмой.
– Замечательно! – почти бодро сказал Тимур Петрович. – Все как нельзя лучше.
Он нахлобучил на себя шапку, взял большой чемодан, перекинул через плечо туго набитую тяжелую сумку.
– Ну, вот и все. – Ивлев слегка растерянно, может быть, в последний раз оглядел стены квартиры. – Разменивай. Бог в помощь...
– Что-то мы не так делаем! – нервно сказала жена. – По правилам мы должны были бы присесть перед дорогой и, прощая друг другу все на свете, пуститься в долгие интеллигентские выяснения – почему у нас с тобой не получилась жизнь...
– Черт с ними с правилами. Наверное, был виноват я, хотя и очень тебя любил.
Руки у него были заняты вещами. Он неловко потянулся и чмокнул бывшую жену в щеку. Она тоже поцеловала Тимура Петровича.
– И я тебя любила...
На какое-то мгновение Ивлеву причудилось, что все, все, все можно вернуть на круги своя...
Что-то ведь связывало их полтора десятка лет?! Ну не может же все это вот так просто испариться?.. Люська опять-таки... Расчетливая, хитренькая шалавка, но ведь дочь все-таки! Не хухры-мухры...
И тут же, начисто стирая внезапный приступ щемящей тоски по оставляемому дому, ушедшей любви, семье, прошлому, в мозг Ивлева тихо и очень больно постучались неясные, размытые картинки ухода его жены к его же приятелю, бывшему выпускнику Военно-медицинской академии.
Это произошло в самый первый рейс Тимура Петровича, в то время, когда бывшая жена была еще самой настоящей женой и разлука с которой, помнится, тогда, в море, истерзала душу Тимура чуть ли не до нервного срыва...
Ивлев судорожно вздохнул, уже в дверях повернулся и решительно сказал своей бывшей жене:
– Знаешь, я согласен на комнату в любом районе.
Это было ровно четыре года тому назад...
* * *
... Вот теперь Мартову пришлось воспользоваться совсем другой картой.
Вернее даже, несколькими листами настоящей штурманской мореходной – с проложенным маршрутом этого самого рейса четырехлетней давности.
Листы не умещались на письменном столе, и Мартов разложил их на полу, а сам на четвереньках стал ползать по ним, прикидывая – с какого местонахождения судна имеет смысл продолжить рассказ об этом рейсе.