Вечером третьего дня решили заночевать в пути, потому что до ближайшего зимовья осталось километров пятьдесят, а по такой пурге, да еще ночью, эти пятьдесят километров могли бы оказаться похуже других пятисот.
Наташа вызвалась дежурить. Шоферы уснули сразу же, как по команде. Девушка сидела рядом с Гостевым и думала о том, как ее встретит Воронов. Он не знал, что она едет к нему. Собственно, Воронов и не мог знать, потому что никто не верил, что машины смогут пробиться в поселок, за тысячу километров, в декабре, месяце буранов…
Моторы работали на холостом ходу, убаюкивая. Лихо, по-разбойному посвистывал ветер. Наташа вылезла из кабины и пошла к головной машине.
Геметов спал на плече у Сейфуллина, подложив под щеку ладони, сложенные лодочкой. Во сне он был не страшным, не таким, как показался Наташе в первый день, в Якутске, когда она умоляла снабженца взять ее с собой. Геметов тогда раскричался и заявил, что у него тара. Почему тара, какая тара, он не объяснил.
Наташа пошла в обком, и только это спасло ее от зряшнего трехмесячного пребывания в городе. Геметов рассвирепел и заиграл желваками.
— Я думаю, что экспедиция без вас не погибнет, — сказал он Наташе, когда они вместе вышли от инструктора промышленности, — но если погибнем мы, так только из-за того, что вы едете вместе с нами. Я, знаете ли, боюсь женщин в дороге.
— Правильно делаете, — согласилась Наташа и, не попрощавшись, пошла в гостиницу собираться.
«Через неделю я буду с тобой, Воронов», — думала девушка и не могла сдержать счастливой улыбки.
…Первым проснулся Проценко. Он проснулся от того, что отлежал себе шею.
Мариника, Мариника,
Ты не спи-ка,
Ты не спи-ка!
Он пропел это бодрым голосом и отправился будить Геметова. Ему он пропел ту же песенку.
— Лемешев, — гордо сказал Сейфуллин. Геметов протер глаза и ответил:
— Значительно хуже.
Наташа осторожно разбудила Гостева. Тот сладко потянулся, зачмокал губами, хрустнул пальцами и спросил:
— Ма, эт ты?
Увидев Наташу, он покраснел и, чтобы скрыть смущение, закашлялся. Потом с такой силой нажал на акселератор, что мотор, казалось, должен был лопнуть от напряжения.
Наташа села рядом с Гостевым и уснула сразу же, уронив голову на его руку.
— А я повторяю, что баба несет водителю автомобиля несчастье. Это очень правильно, — мрачно заметил Геметов, — потому как примета такая есть…
Дорогу замело так, что головная машина забуксовала. Геметов с Сейфуллиным вылезли из кабины, позвали Проценко и втроем двинулись к гостевской машине. Они заглянули к нему, увидели, что девушка спит на плече шофера, и пошли расчищать путь одни.
Стометровую полянку одолели за полчаса. Когда машины въехали в тайгу, Сейфуллин отер пот со лба и сказал мечтательно:
— Сейчас бы семьдесят пять грамм шампанского…
— А двадцать грамм спирта хочешь?
Зная хитрый нрав снабженца, Сейфуллин ничего не ответил, а только вздохнул.
— Чего вздыхаешь?
— Дедушку вспомнил.
— Больше никого не вспомнил?
— Никого.
— Ну, тогда жми.
Машины шли медленно, и снег отлетал от них тугой, словно каучук. Дорогу теперь приходилось расчищать почти через каждые десять километров. Лбы у водителей начали шелушиться от пота, козырьки шапок оторвались и все время налезали на глаза. Геметов скрипел зубами. Проценко пел:
До тебя мне идти далеко,
А до смерти четыре шага.
Гостев поправлял его:
— Шесть, шесть шагов.
— Восемь, — замечал Сейфуллин, — я сам высчитывал.
Наташа смеялась. Геметов переставал скрипеть зубами и переглядывался с шоферами.
А когда во время очередного привала Наташа отобрала у всех шапки и пришила козырьки, Геметов сказал:
— От имени и по поручению, словом… большое спасибо…
Утром 31 декабря Геметов начал нервничать.