Восхищался его напором и умением подыматься в гору беспечным шагом человека, совершающего воскресную прогулку. Восхищался его мужественностью и независимостью. И, наконец, способностью жить, не пуская корней. Маркиз еще ребенком знал про любовниц отца; тот, впрочем, и не думал скрывать свои похождения, словно бы намеренно, беспрерывно и жестоко глумясь над матерью. Маркиз тогда мечтал, чтобы мир позволил ему убить отца.
Можно представить себе, что чувствуют дети, которые желают смерти собственному отцу. Желают абсолютно осознанно, во всех подробностях воображая, как наносят ему смертельный удар. Нетрудно также заметить, как они потом прячут еще затуманенные ночными мечтами глаза, дабы отец не увидел в них взгляда василиска. Неизвестно только, какие взрослые из них вырастают. Каких они плодят детей, как расходуют свои запасы любви? И не связано ли желание смерти отцу с желанием гибели миру? И каким способом можно погубить мир? Есть ли такие способы?
Первым способом расправы с миром стал для Маркиза переход в католицизм. Согласно законам психологии, он, как всякий неофит, сделался глубоко религиозен. Это позволило ему беспрепятственно жениться на дочери королевского сановника и со спокойной совестью поселиться в Париже в отчем доме жены.
Жена Маркиза была красива, умна, и вскоре в их салон потянулись во множестве разные незаурядные личности. Маркиз начал пописывать лирические поэмы, потом политические памфлеты, пока наконец под влиянием своего друга господина де Шевийона не занялся алхимией и тайными науками.
Это было тогда повальным увлечением, своего рода философией — время-то настало переломное. В прошлое уходила эпоха жесткой, стесняющей свободу религии, распираемого эмоциями мистицизма, и рождалась эпоха рационализма, мраморно-зеркальное царство разума. В переломное время ничего не остается, кроме как пренебречь чересчур простыми градациями и найти язык, определяющий некий третий путь.
Господин де Шевийон, высохший старец, несмотря на преклонный возраст, сохранил большую влиятельность. Его острого языка и ясного, проницательного ума побаивались. Он бывал при дворе. Очередные любовницы короля его обожали. Сам Король-Солнце милостиво проявлял интерес к его персоне, покуда неблагодарный господин де Шевийон не вздумал без оглядки критиковать политические акции монарха в язвительных, распространявшихся в списках памфлетах. Возможно, поэтому в жизни де Шевийона произошла перемена. На неизвестного происхождения доходы он купил огромный дом в Шатору и в Париж наезжал все реже.
Этот высохший старец к Маркизу относился как к сыну — которого у него никогда не было; для Маркиза же Шевийон стал словно бы отраженным в волшебном зеркале отцом. То, чего в собственном отце он никогда не принимал, в господине де Шевийоне чудесным образом преображалось, облагораживалось и оттого меньше пугало. Ни для кого не являлось секретом, что Шевийон импотент.
Когда красивая и утонченная супруга Маркиза родила сына, с этим событием совпало еще одно: Маркиз был введен в круг Людей Книги.
Это было тайное общество высокопоставленных особ; объединяла их идея — а возможно, предчувствие, — что мир, в котором они живут и действуют как политики или ученые, любят и ведут маленькие приватные войны, всего лишь суррогат настоящего мира. Внешняя оболочка; пробел между буквами на исписанной странице. Истина, а стало быть, Сила, а стало быть, Бог где-то в ином месте. Такое утверждение — фундамент всякой религии. В этом нет ничего необычного, но для Маркиза, который стал членом Братства, пройдя путь обучения, самоограничения и посвящения, жизнь приобрела приметы Великой Перемены. Семья перестала играть для него первостепенную роль.