Лучше разуметь речь зимнего ветра и слышать страдальческий крик лопающихся в земле весною семян, чем скользить по поверхности мудрости, что заключена в буквах. Сестры знали: пребывание среди них мальчика всецело обосновано обстоятельствами, при которых он к ним попал. Они также понимали, что Бог когда-нибудь заберет его от них, ибо давать и забирать — во власти Божьей. Потому и не привязывались излишне к этой немой, тихой жизни.
Бог, даровав Гошу мужскую силу, дал тем самым знак клариссинкам. Настоятельница сочла, что монахини свою обязанность выполнили. Теперь Гошем может заняться сам Господь. И отправили его в мир, препоручив тем самым попечению Господню. Он получат двухцветную куртку толстого сукна, шапку и немного еды на дорогу. Уходя, прихватил из монастыря желтого пса, который настолько к нему привязался, что понимал, о чем говорят широко раскрытые глаза мальчика. Пес, подобно Гошу, слышал, но говорить не умел.
История Гоша, как уже было сказано, не очень важна для сюжета нашего повествования. Главное началось позже, когда Гош в своих странствиях с псом добрел до Парижа. Было это летом 1685 года. Гош вовсе не в Париж направлялся, просто шел куда глаза глядят. В те времена все пути вели в этот город.
Гош добрался только до парижских предместий, где жизнь протекала как бы на обочине недалекого центра. В предместьях останавливались путники, готовясь к въезду на главные улицы — так суббота готовится перейти в воскресенье. В центре был могущественнейший в мире король со своим двором, были богатые лавки, банки, величественные соборы, музыка и гомон. Центр Парижа являл собой воистину пуп земли.
Гош по чистой случайности получил работу в конюшне одного постоялого двора, владелец которого сумел оценить, как ловко странный мальчик управляется с лошадьми Лошади — совсем как желтый пес — хорошо понимали язык взглядов мальчика и так же ему отвечали. В первые несколько дней Гош научился очень многому. Он узнал, что такое деньги, и понял, что за деньги можно продавать свой труд и свою свободу. Понял, в чем разница между странствиями и пребыванием на одном месте. И в чем разница между мужчиной и женщиной, кобылой и жеребцом тоже понял, наблюдая с высоты своих полатей за парами людей и животных. Еще он увидел, как сильно все вокруг отличаются от сестер-клариссинок. И дело было не только в прическах, париках и ярких одеждах, но прежде всего — в хаотичности времени, которое носят в себе люди. Видя сотни путников, ощущая снедающее их нетерпение, слыша разноязыкий говор, мальчик не мог отделаться от впечатления, что все эти люди бренны, как и его каштановые человечки. Что достаточно заткнуть им рты, стянуть с них пестрые наряды — и откроется знакомая гладкая кожура каштана.
Гош завидовал многокрасочным людям только в одном: они умели говорить, они распоряжались словами, как своей собственностью. Ему, чье увечное горло не в состоянии было издать ни единого звука, казалось, что вся сила человека заключена в словах. Оттого он относился к словам очень серьезно и с неподдельным уважением — будто своей реальностью они не уступали вещам. Или нет, еще серьезнее: будто слово было чем-то большим, нежели любая из вещей, которым она названа. Ведь сама вещь, как ни крути, ограничена своей материальностью и конкретностью, а слово — ее волшебное отражение, живущее в мире, отличном от того, который был знаком Гошу. В каком? Об этом он и помыслить не мог. Для него слова были душами вещей; эти души посредничают в нашем с ними общении. Зная слово — познаешь вещь. Произнося слово — обретаешь власть над вещью. Когда складываешь слова и связываешь их с другими словами, создаются новые системы вещей, создается мир.