Луфанов. А мы назло ему вздумаем и начнем! Точка невозврата ведь не пройдена?
Блошигин. Возвратиться нам к чему нам возвращаться?
Луфанов. В школе мы учились.
Блошигин. Когда меня в ней поднимали из-за парты и спрашивали по геометрии или биологии, я ощущал, что меня будто бы ракетами обстреливают.
Луфанов. Учительские вопросы и меня сшибали
Зозулин. (кричит из леса). Ох ты! Ну я и высмотрел! По моим следам чешите сейчас же ко мне!
Луфанов. Кто этому из Кинешмы там попался?
Блошигин. Кричал он воодушевленно.
Ткаченко. Как и двухлеток моей племянницы. Я кормил его с ложки яблочным пюре, а он его выплевывал. И все лицо вашего тренера было в нем, в пюре.
Блошигин. Уроки жизни. На качельках вы с ним не качались? Ткаченко. «Качаться на больших качелях». В США так окрестили повешенье. Мне Петр Палыч рассказал. А ему американский лыжник Бобби Тингл.
Блошигин. На «Усть-Куйгинскую лыжню» американец не ездок. На ней только мы с вами.
Луфанов. И мутная фигура из Кинешмы. Мы к нему в лес поедем?
Ткаченко. Бобби Тингл бы даже не задумался. Но он умер от зноя где-то в Техасе.
Блошигин. Машина в пустыне сломалась?
Ткаченко. Американская федерация прислала извещение, что Тингл готовился к Кубку Мира на лыжероллерах и, проезжая по владениям неуравновешенного фермера, был им за нарушение частных границ отхерачен и брошен подыхать на солнцепеке. В тенек он бы отполз, но до какой-нибудь растительности ползти километра четыре, а у него сломаны ребра и раскурочен голеностоп, на который ему фермер джипом наехал. Осознанно не убивая, а ногу увеча. На сорокапятиградусной жаре тренированное сердце Бобби Тингла встало на третьи сутки. Петр Палыч мне говорил, что «сам он, как и Бобби спортсмен международного уровня, но его сердце столько бы не продержалось». А у меня бы пена выступила еще в забеге на лыжероллерах по пустыне. Вас бы в нее на лыжероллерах! Я бы с секундомером и кондиционером ехал бы рядом и из тачки покрикивал, что график вами не выдерживается и пока вы не выйдете на необходимую скорость и не пройдете на ней восемнадцать отрезков по девятьсот метров, в прохладный салон я вас не впущу! По песочку вы, разумеется, возьметесь шаркать побыстрее, но предел подступается, сердечные сосуды лопаются, приятно на здешнем морозце такое представить?
Луфанов. Я продрог.
Блошигин. Вы и меня вашей страшилкой не согрели.
Ткаченко. У вас трудности?
Блошигин. Преодолимые. Чтобы отогреться, нам нужно подвигаться и не бестолково, а к финишу. Не думаю, что я высказался неуместно.
Луфанов. Ты сказал, о чем следует! Продолжать тут стоять над собой издеваться! У нас к этому единый подход!
Зозулин. (из леса). Ну я и вижу! Словно бы пелена с глаз упала! Чего вы еще там, почему не со мной? Мчитесь ко мне! Обещаю, кровь у вас забурлит!
Блошигин. Он знает, что мы не уехали. По идее, мы должны быть отсюда уже далеко, но он в уверенности, что мы здесь.
Луфанов. Мы здесь и есть. И кто нас на что надоумит? Вы, тренер? Остаться ли нам здесь, поехать ли к финишу, к нему ли в лес пойти, за что вы подадите ваш голос?
Ткаченко. Вы поступайте, как вам хочется, а я к нему. Мне не кажется, что он кричит без причины наверняка ему выпало увидеть что-нибудь нерядовое. Я тоже желаю этим обогатиться.
Луфанов. Ну и я могу посмотреть. Ты здесь постоишь?
Блошигин. В великом изумлении от того, что я скажу, я скажу, что я с вами.
Ткаченко, Луфанов и Блошигин углубляются по одному к ждущему их чему-то одному
К стоящему в поле у воткнутого в снег красного флажка Петру Павловичу Калянину подкатывается Зозулин.
Зозулин. Встречайте, Петр Палыч, победителя.
Калянин. Я тебя поздравляю, но как же ты всех-то обошел ни по каким раскладам так не выходило.
Зозулин. Прогнозы дело неблагодарное.
Калянин. Бывают поражения и тяжелые поражения. Виктор Петрович и его парни потерпели тяжелое когда ты исхитрился от них оторваться? За сколько километров до финиша?
Зозулин. Километров за шесть до него мы еще были вместе. А затем я уже покатил без них.
Калянин. А они куда подевались? Не могли же они втроем едино обессилеть. Ты их победил, гроссмейстерский рубеж тебе покорился, но почему же такое произошло? Как они это допустили?
Зозулин. Я буду говорить вам правду.