Зозулин. С кем соревноваться? Сейчас с нами, а дальше? Когда только вы для участия в ней заявитесь.
Ткаченко. Гонка с единственным участником по всем спортивным правилам по-моему, это допускается. Но для гонки это, естественно, признак окончательной деградации.
Зозулин. Сам Петр Палыч, если что, семьдесят пять километров не пройдет?
Ткаченко. Делать из жены вдову он не пожелает. Она его и не отпустит. Разведанные запасы воли и властности у нее внушительные, а сколько неразведанных Петра Палыча она удерживает подле себя не насильственно. Они друг с другом срослись.
Зозулин. Умей я сочинять стихи, я бы оду их любви не сложил.
Ткаченко. Пытаешься завязать дискуссию?
Зозулин. «Убедить собеседника в своем мнение значит, заставить его поглупеть на одну истину». Максимилиан Волошин.
Ткаченко. Для знающего такие цитаты на лыжах ты идешь твердо. И километров через десять не покачнешься?
Зозулин. О моей выносливости я вас не обманывал. В темпе мне не прибавить, а с нынешней скоростью я могу доехать до финиша и обратно зашагать. Финиширую я после вас, но скажи я вам: «давайте-ка за мной для повторения», вы или ваши ученики за мной не покатитесь.
Ткаченко. При одиноком возвращении по той же лыжне тебе выпадет случай побыть суперзвездой.
Зозулин. В деньгах суперзвезды недостатка не имеют.
Ткаченко. В нашей ситуации это не оплачивается. Хоть четырехкратно туда-обратно без роздыха проедешь ничего на твоем подвиге не заработаешь. Сто пятьдесят намотаешь, триста призовые будет зависеть от прохождения семидесяти пяти. Первых семидесяти пяти. А на семидесяти пяти мы с ребятами тебя вперед нас не пропустим.
Зозулин. Я и не мечтаю.
Ткаченко. Понятно. Ты же не дурной, чтобы в соперничестве с нами о чем-то мечтать.
Зозулин. Максимилиан Волошин говорил, что «мечта паразит жизни. Она выжигает душу». Со мной мы разобрались, а что у нас с вами? От ваших учеников отставание у вас немалое.
Ткаченко. Я к ним подтянусь. Так частить ногами, как сейчас, они вскоре уже не сумеют. Тут-то я и накачу.
Зозулин. Накатывать вы специалист.
Ткаченко. Водку я накатывал ключ к победе накатить на дистанции. Когда силы ты сохранил и попер, как конь.
Зозулин. На износ?
Ткаченко. Не отдав себя без остатка, мне моих молодых не обставить.
В синхроне отталкиваний палками Блошигин и Луфанов сдержанно продвигаются по соседним лыжням.
Луфанов. Наша сказка долго не продлится.
Блошигин. Думаешь, тренер вот-вот начнет спуртовать?
Луфанов. Я опасаюсь не его ускорений, а его подлостей.
Блошигин. А какие из них он нам устроит, когда он едет позади нас? Ехай он впереди, он бы лыжню попортил, капканов наставил, а сзади-то он чем может нам насолить?
Луфанов. Если подпустим его метров на пятьдесят, он в голову не приходит. Но это в мою голову. У Виктора Петровича она изощренней. А с ним еще кто-то из Кинешмы о нем мы с тобой меньше некуда знаем. Из-за тех денег, что на кону, он с нами какой-нибудь беспредел не провернет?
Блошигин. Он ни два, ни полтора. Четвертым прибежит и этим обойдется.
Луфанов. Ну и бегал бы у себя в Кинешме. Сюда-то его чего принесло? Кто ему об «Усть-Куйгинской лыжне» сказал?
Блошигин. Разговоры о ней в лыжной среде случаются.
Луфанов. Но у нас же всем известно, что участвовать в ней незачем. Петра Палыча порадуешь, но на том и занавес. Сейчас призовой фонд у нас есть, но он же образовался внезапно. Из Кинешмы парень выезжал, не догадываясь, что это будет гонка за серьезные деньги. И какого же хрена он тут объявился?
Блошигин. Спроси чего попроще.
Луфанов. О парне из Кинешмы я могу спрашивать тебя смело, а другие расспросы в них мне надо проявлять крайнюю осторожность. Особенно расспрашивая о Тане.
Блошигин. У моей Тани тританопия.
Луфанов. Что-то инфекционное?
Блошигин. У нее слепота на синий цвет. Она его не видит. Но усы у меня были черные.
Луфанов. Ты носил усы?
Блошигин. Когда-то усы разрешалось носить только кавалеристам.
Луфанов. В те годы кавалеристы находились в почете а лыжники? Во времена кавалеристов лыжники уже существовали?
Блошигин. Спортивных лыжников тогда в ту эпоху я бы постыдился признаваться, что я лыжник. К Таниной ручке прикладываются дворяне, землевладельцы, кавалеристы в аксельбантах, и тут подходит моя очередь. А вы, сударь, кто? поинтересуется она. А я лыжник. Мое приглашение на вальс она бы, полагаешь, не отвергла?