Петербургские газеты и другие официальные источники содержат рассказы о знаменитом событии, когда крестьянские рабочие большого металлургического завода в Петербургском районе массово вышли на спонтанное представление царю хлеба и соли («на золотом подносе!») в знак благодарности за свободу. Перцов был очевидцем того, что на самом деле произошло, и его версия подтверждается другими независимыми доказательствами.
Любой, кто знаком с политическими условиями девятнадцатого века России, должен знать, что никакого спонтанного массового проявления любого рода невозможно было представить себе при наличии царя: если бы это произошло, это привело бы к массовым арестам и избиениям. Фактически, инициатива пришла от самого царя, и были проведены подготовительные работы генерал-губернатором Санкт-Петербурга Игнатьевым и директором фабрики (Василий Полетика, фигура достаточно известная среди русских промышленников XIX века), который решил устроить демонстрацию и пригласил других промышленников присоединиться к нему, написав обращение, которое один рабочий должен был прочитать царю и которое должны были подписать все рабочие. Большинство из них были, конечно, неграмотные и при подписании документа умоляли своего хозяина не обманывать их, потому что они считали, что это какая-то ловушка, втягивающая их в неприятности. («Батюшка, не подведи нас под что-нибудь худое, не погуби!»). Чтобы успокоить их страхи, Полетика направил демонстрантов в Невский монастырь, где они нашли «случайное собрание священнослужителей» в праздничных одеяниях. Кто-то слышал, как в толпе говорили: «Если бы только сегодня они бы перестали бить мужиков! В конце концов, они пришли сюда, чтобы отблагодарить Государя». Когда появился царь, Перцов услышал крики «ура!», а хлеб и соль на золотом подносе был должным образом преподнесен, на что Александр ответил: «Спасибо, что не забыли меня», а потом добавил известную фразу: «В радость или не в радость вам вы были освобождены: это не мой поступок, но дворян, ваших хозяев. Молитесь Богу, чтобы все закончилось счастливо!» Когда в толпе Перцов спросил нескольких демонстрантов, почему они пришли, услышал в ответ: «Если хозяева приказывают, как ты можешь не пойти?»
За примером Полетики последовали другие. «Преувеличения», продолжает Перцов, «имеют заразное качество в России, где они распространяются от человека к человеку со скоростью молнии, увеличиваясь в процессе как в отношении объема деградации человеческого достоинства и числа тех, кто разлагается». Другим удалось собрать не только мужиков, но и крестьянских женщин и детей из различных деревень. Мальчики несли хлеб и соль, а девочки дарили цветы императрице. Перцов подслушал чьё-то замечание в известном петербургском салоне, «что было почти невозможно без смеха смотреть на этих мужикообразных белых негритянок, которые ехали впервые в жизни по Невскому проспекту в нанятых экипажах, торжественно держа перед собой изысканные диковинные цветы, названия которых они даже никогда не слышали». Перцов говорит, что в конце концов все это приобрело такой явно меркантильный и фарсовый характер что Александр, к его чести, положил конец суматохе. И когда редакторы газет спроектировали серию банкетов в честь освобождения, царь отказался от участия, хотя Перцов предполагает, что это было связано с чрезмерно затяжным и изнурительным характером этих мероприятий, которые «отвлекали его от охоты и разводов». Чтобы компенсировать их разочарованное желание выразить свое «холопство и ноголизание», патриотические редакторы перешли к следующему этапу царепоклонения, с новыми силами и усердием в их статьях, которые Александр, как известно, почти никогда не читал.
Свидетельства показывают, что ситуация в Москве не отличалась от столичной, хотя Погодин писал в своей манере в «Санкт-Петербургских новостях» о «неслыханном восторге среди жителей Москвы на церемонии провозглашения манифеста». Генерал-губернатор Москвы Тучков дал более трезвый отчёт в официальной телеграмме императору, которая содержала решающую фразу: «Приняв необходимые меры, мир и порядок в городе не был нарушен». А Ланской сообщил Александру следующее: «ситуация поразила всех своим зловещим значением. Все ожидали, что в винные магазины будут осаждаться от радости. Торговцы заказали двойные поставки вина, но, однако, не только не было увеличения пьянства, но потребление напитка на самом деле уменьшилось, несмотря на то что манифест был опубликован в последний день перед масленицей».