Вначале он пытался вмешаться в драку, но потом, как он после объяснил нам, «лапы только без толку опалил, а Оно как было, так и осталось, а тут Жаб криком кричит, надрывается, болезный, я и меркую, что вам-то, зубастым, я не помощник, а вот Жабку, бедолагу обгорелого, подлечу. А к окошку мне было не пробраться, опять же и вы со Псом в ранах, в ожогах, я вас и окати водицею…»
Домовушка выплеснул на нас ведро живомертвой воды.
Жаб сразу же перестал кричать, напоследок жалобно всхлипнув.
Я отскочил в сторону, чувствуя, как боль от ожогов постепенно, но очень быстро, сходит на нет.
Пес сидел посреди кухни, отряхиваясь, и недоумевающе смотрел по сторонам.
А Этого не было. Только посреди кухни таяла кучка чего-то серого, похожая на горку прошлогоднего грязного снега. Еще мгновение – и, кроме мутной лужицы, от Этого не осталось и следа.
Мы вздохнули с облегчением и занялись своими ранами. Тут только из кабинета, куда он удалился сразу после ужина, вылетел Ворон.
– Что за базар вы здесь развели? – спросил он недовольно. – Совершенно никакой возможности заниматься!
Я подозреваю, что его напряженные занятия заключались в основном в похрапывании над раскрытым томом сказок братьев Гримм – он за последние две недели не перевернул ни одной страницы в этой книге.
Домовушка попытался объяснить, что произошло, но испуганное карканье Ворона остановило его:
– О, что это такое?!
В узкую щель снова пополз вонючий дымок.
Дальше мы действовали совсем иначе, чем в прошлый раз. Домовушка таскал из ванной полные ведра живомертвой воды, мы с Псом аккуратно придерживали тварь по центру кухни, не давая ей расползаться, Домовушка выливал на тварь воду, тварь таяла, мы переводили дух, и все начиналось сначала. Ворон, пытаясь помочь нам, в основном мешал. В первый же момент он опалил перья, потом попал под душ, устраиваемый Домовушкою, и потерял способность летать. Он прыгал по полу, то и дело подворачиваясь нам под ноги – один раз даже Домовушка из-за него упал, разлив воду, – и пытаясь клювом оторвать от твари хотя бы кусочек ее мерзкой плоти. Как он потом объяснил, ему нужна была «пункция для идентификации». Пункцию он так и не получил, потому что клочья вне самой твари быстро таяли.
– Скорее бы уж петушок пропел, – выдохнул запыхавшийся Домовушка, выливая очередное ведро воды на пол. – Ведь эта нечисть, покуда петушиного крика не услышит, не угомонится.
– Откуда в городе петуху взяться? – спросил я. – В нашем доме никто ни кур, ни петухов не держит…
– Курица недоделанная, а ну!.. – завопил вдруг Жаб, подступая к Ворону. После первого ведра воды, вылитого с милосердной целью его, Жаба, спасения – в отличие от всех остальных ведер, предназначенных для уничтожения нечисти, – Жаб уполз в коридор, подальше от арены событий; мне кажется даже, что его желанием было добраться до ванны и поплавать там в живомертвой водичке, однако он боялся не преодолеть коридор, опасался, что в пылу битвы на него наступит стремительный Домовушка.
И теперь Жаб вылез из уголка в коридоре, где он прятался, и подступал к Ворону.
– А ну-ка, птиц, каркни нам по-петушиному – ты же хвалился, что все птичьи, и человечьи, и звериные языки знаешь!
– Я знаю, да, – замялся Ворон, почесывая клюв голым кончиком крыла – его оперение почти полностью сгорело. – То есть я понимаю, но сам говорю с сильным акцентом… Как иностранец стал бы говорить по-русски, например… А поскольку практики у меня по части языка сельскохозяйственной птицы было маловато, боюсь, эта тварь меня не поймет или, что еще опаснее, поймет неправильно…
– Гляди, гляди, Оно снова!.