Однако среди обугленных бревен виднелись уже новые отесанные балки и свежеочищенная каменная кладка. Откуда-то доносился детский смех. В первые дни после войны Ким однажды увидел группу детей, игравшую черепом больга. Тогда он отругал их, но они лишь посмотрели на него темными печальными глазами. Тогда он отвернулся и заплакал. Теперь у них были уже настоящие игрушки.
– Жизнь идет своим чередом, – сказал он больше самому себе, чем Альдо, державшему поводья; тот искоса взглянул на него с таким глубокомысленным видом, будто знал нечто, приличествующее более старшему возрасту, хотя, как представлялось Киму, парень в любом случае был моложе его лет на шесть-семь.
Они перешли через Андер по каменному мосту, выше того места, где река соединяется с Эльдером, и пошли по улице, которая поворачивала длинной дугой к югу, вдоль Эльдера в направлении побережья.
Ким вспомнил, как он впервые путешествовал на юг в сопровождении магистра Адриона. Тогда он сам был не старше Альдо. Они направлялись в Аллатурион, большой университет в стране Большого народа. Он удивленными глазами смотрел на мир, в котором все было ему чуждо и непривычно. Однако теперь его юный спутник, казалось, не испытывал подобных чувств.
– Как насчет песни? – спросил Альдо жизнерадостно.
– Почему бы и нет?
Солнце сияло, сиюминутные заботы остались позади, путь был свободен, и будущее начиналось прямо сейчас.
– Ты знаешь «Кто любит странствовать в любое время года»?
– Песню путешественников? Нет, но я знаю одну подходящую.
Он запел мужественным, ясным голосом:
Тропа торопится вперед
Сегодня, как и встарь.
И с мест насиженных зовет
В неведомую даль.
Ковер лугов, ручьев свирель
И сень тенистых рощ.
Тропа спешит, доверься ей —
И будет день хорош.
А вечером – не сбиты тьмой
С пути, товарищ мой,
Но прежней, утренней, тропой
Вернемся мы домой!
[7]
Он ухмыльнулся:
– Это, конечно, не такая уж высокая поэзия, но для дороги годится.
– Мне нравится, – сообщил Ким. – Особенно конец, где тропа приводит домой.
Открытая низменность под высоким небом привела их к морскому побережью.
– Вот там пристали вражеские корабли, – показал Ким.
– Вы ведь были при этом с самого начала, правда? – спросил Альдо.
– Нет, это Гилфалас, сын короля эльфов, увидел их из старых руин на холмистой гряде. За ним гнались до самого Альдсвика; но он успел нас предупредить. Так все это началось. А как закончилось, ты и сам знаешь.
– Я бы хотел увидеть когда-нибудь эльфа, – проговорил Альдо мечтательно. – Я еще ни одного не встречал. Вы знаете, где он теперь, ваш друг?
– Последнее, что мне известно, – сказал Кимберон, – это то, что он вернулся к себе на родину, так же как и Бурин, вернее, Бурорин, как он теперь зовется, став князем гномов. Но, может быть, если посчастливится, ты увидишь его на коронации в Великом Ауреолисе.
В полдень ветер переменил направление; он дул теперь с запада и приносил соленый запах моря.
– Может подняться туман, – сказал Ким, бросив испытующий взгляд на солнце. – Если земля прогрелась, ветер с моря часто приносит туман. Это было бы неприятно.
Но его предыдущие замечания только раздразнили любопытство Альдо.
– Как все было, когда вы здесь проходили? – спросил он. – С эльфийским принцем, князем гномов и господином Фабианом – императором?
В его взгляде было столько нескрываемого почтения к героям, что Ким почувствовал себя обязанным чуть сбавить пафос.
– Ну, тогда он еще не был императором. И это было больше бегством, чем путешествием, а, кроме того, было ужасно сыро. Все время лил дождь, и я до сих пор удивляюсь, что не подхватил тогда насморк.