Сам по себе это не рядовой частный случай лицемерия с подтасовыванием «фактов» (наиболее благодатной почвы для разведения зловредных бактериално-виральных штаммов, памятуя, что с «фикцией» сие мета-обозначение роднит исконная латинская этимология: factum, fictio <facere= «делать, производить»). Хуже того: сие являет «апофеоз самоиссечения» позитивистским «научным» методом (который, между прочим, лежал в основе и инквизиторских процессов), что никак не наполняет логики или структуры образования гипотез, коль скоро таковые сообразуются с представленными или наблюдаемыми «фактами». Или желанием верить отсылкой ли к авторитетам (deference to authority), конгруэнтностью таковым (congruity), или же избирательным цитированием и «намыванием» данных (data mining).
Которые, как было и еще будет показано, подвержены конструированию в части манипулятивной рациональности. Не все подобные «факты» создаются, но многие из уже возникших превратно интерпретируются. Здесь любопытна родственность меж подразумеваемой дихотомией construct (концептуальное построение, обозначение, «наречение имен») и construe (толкование) и вышеуказанной.
Что ж, дьявол чаще правдоподобен; иначе многие ли за ипостасью мамоной (семит. m*mn=букв. «квази-истинный, псевдо-духовный, отмеряющий») всевознаграждающим, многосулящим последовали бы? То же касается его миньонов наместников или распорядителей вольных и невольных. Среди прочего, куда опаснее ныне отмечаемого образования фактов (в эпоху послеправдия) представляются /пер/мутации более стабильно-самовоспроизводящих структур и механизмов, каналов и мостов влияния: институтов как наборов правил относительно постоянно-поступательных, пока и на их место не пришли некие «правила подразумеваемые» и порядок, на оных зиждущийся (rules-based order). Сие пугающе относит к давно устоявшейся в политологии концепции конструктивизма, ныне удобоперетолкуемого. Кем и куда? Узревающими в том источник власти (утрата коей и означает крах экзистенциальный, коль скоро новых смыслов не генерируют) к удержанию. «Ценности» как рекуррентно-самоценное, неозвучиваемо-самодовлеющее нечто против животворящего логоса?
К русским: идее-логосу, пути-этосу, первофеномену, архетипу, духу
Русь еще не явила миру всех смыслов, которые способна и должна снискать, и коими еще предстоит поделиться тоном отнюдь не учительственным, не непогрешимым будто с амвона, а скорее дружеским, как подобает тому быть меж равными. И значит, ее пакистановление скорее неизбывно продолжается, нежели близко к завершению. Но не стоит брезговать иными из наиболее ярких и «плотных», пусть небесспорных, этапов становления или перехода, среди коих выделяется Советский. Возможно, постижение его роли и вкушение его цивилизационно-культурного задела станет для Руси и всего мира примерно тем же, чем стал Византий Ромейский для Эллады, поздней Римской империи (бифокально-дуумвиратной) и всех им наследующих либо противящихся. Русь, надо сказать, ни то, ни другое, но словно бы восполняющее третье, надстоящее, одновременно служа образом вмещения и превосхождения дихотомии Востока-Запада прежде пакибытия да к оному.
Деконструируем мифотворчество: град и мир
О горе-героях замолвимте слово: «логичность» ассоциативных рядов
Отчего-то с детства не терпел примитивных, буквалистских ассоциаций. Видимо, с того времени, как школьный психолог пытался убедить нас в том, что (а) мыслить человек способен только словами, (б) а если еще и образами, то с прямой привязкой не далее и не глубже «корова молоко». Разумеется, сознанию упрощенческому (а вместе пытливому, жаждущему скорых плодов без посева и мелиоративных трудов) свойственно ожидать объединяемости всех грандиозных тем, стечения всех столпов в единую и прочную архитектонику. Но сейчас не о том; хотя и об этом в свое время речь пойдет.
Не правда ли, естественное и, в известной степени, комфортное состояние вызывает легковесное и малообязательное созерцание историко-феноменологического ряда: сталинизм, голод, репрессии, доносы, лысенковщина, ретроградность, противостояние с Западом и передовой мыслью Впрочем, не успев до конца развалиться по результатам поспешного покаяния за, как оказалось, не содеянное, Страна еще долго будет провоцировать гнев и обвинения в реваншизме самими попытками осознать: а в чем же каяться-то призывали и кто? С одной стороны, добросовестный историк, тщательно изучив «факты» и сличив «даты», без труда совместит сии два измерения, под занавес щегольнув манерой отказывать не только «контрфактическому» (заднечисленной сценарности как изразцу грубых фантазий, самому по себе источнику досужих конспирологий), но и всякому сослагаемо-сослагательному в праве иметь место.