Василевич. У Вячеслава Олеговича бумага. Ну или корочка. Он мастер спорта международного класса по самбо. С этим документом его в охрану всегда наймут, а мне остается не на корочки, а на кондиции полагаться. С захиревшей мускулатурой я скачусь в нищету. В ней люди озлобляются, чего бы я себе, нет, не пожелал. Бьющую через край ненависть я отношу к серьезнейшим дефектам внутренней структуры.
Василевич удаляется.
Гамашев. С эмоциями он справляется. Что бы в нем ни бурлило, наружу оно не выплескивается.
Красникова. Наберитесь терпения.
Гамашев. А чего мне ждать? Того, что он посидит-посидит и взбесится? Если с ним это случается, нам мудрее больше не видится. Хотя буйство в его исполнении с моим представлением о нем никак не вяжется. Мне подумалось, что он и срыв несовместимы.
Красникова. По моим наблюдениям он не узкоспециализированный охранник.
Гамашев. А кто?
Красникова. Я к нему пристально присматриваюсь, но дым все гуще. Мечтами о простом житейском счастье он не задавлен. На наше существование пообъемней, чем усредненная масса, глядит. Когда я у него кокетливо спросила, как он развлекается, он сказал, что за него ответит цитата. Из псалма номер один. От неожиданности я даже запомнила «Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых, и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей». Умели люди высказаться, да?
Гамашев. Меня от подобных оборотов укачивает. Я так высоко не взлетаю, а если меня хватают и тащат вверх, передо мной все идет кругом, и я ничего не могу рассмотреть. Религиозно я безнадежен.
Красникова. Атеист не обязательно выродок.
Гамашев. Я порочен в меру. Ради вас я ее не превышу.
Красникова. Женщину это не может не оскорбить при вашем ко мне отношении заглядываться на вас я перестану.
Гамашев. Помогай вам Бог.
Красникова. Не дерзите! Вы, похоже, расположились здесь на ночлег, и чтобы я вас отсюда не спровадила, вам надо быть со мной более пикантным. Чего вам со мной разговаривать, если я вам не нравлюсь?
Гамашев. Изначально столько тут торчать я не думал. Почему не ухожу? Не хочу задеть вашу гордость.
Красникова. Разве у меня гордость с ней бы я к вам не ластилась.
Гамашев. Гордость, ну в разной степени, является свойством каждой личности у вас ее на мизинец, но уйди я из магазина, она пострадает, ведь вы передо мной чуть ли не ложитесь, а я вас проигнорирую. Не свысока! Комплекс исключительности во мне не развит.
Красникова. Вы считаете себя не пойми кем, но я тем ни менее вас не устраиваю? Вот этим вы меня обидели, так и обидели
Гамашев. Я человек не светский, и вам на мои необдуманные
Красникова. В культурном обществе вы с вашим стилем речи чужаком бы не показались! Как там принято, ужалить поэлегантней и побольнее вы умеете! Вы и в вашем пошивочном цеху женщин аналогичным образом опускаете?
Гамашев. В нем я бизнеса узник. С вами-то я, что бы ни думали, беседую с тактом, а в цеху обо всем, что препятствует делу, приходится забывать. Недавно был случай обычно расторопная работница не выполнила план, и я неблагозвучно на нее нарычал. У тебя в Средней Азии, сказал, ты бы хлопок не покладая рук собирала, а в Москве расслабленно дурью маешься? Что с тобой, девушка? Вернуться назад в кишлак возмечтала? Она лицо опустила и пробурчала мне, что я
Красникова. Прав?
Гамашев. Что я ишак.
Красникова. Она бойкая!
Гамашев. Она влюбилась и в нее влюбились. Она сказала, что сегодня она работает в цеху последний день. Переезжает на постоянную к жениху, будет жить в его трехкомнатной квартире и их ребенка вынашивать. Меня подмывало сказать, что он тебя, беременную дуру, бросит, но практического подхода к ситуации в этом бы не было, а на службе я исхожу только из него. Она увольняется и для меня пропадает. Пропадет ли она в личной жизни, меня не касается.
Красникова. А своего жениха она не нафантазировала?
Гамашев. На восточную красавицу девятнадцати лет мужчина клюнуть способен.
Красникова. Ну а конкретно вам она без надобности была?
Гамашев. Для меня она больно молода.
Красникова. Старомодно.
Гамашев. Пускаться во все тяжкие с молоденькой штучкой себе дороже.
Красникова. Надорваться и со сверстницей можно.
Гамашев. Поэтому я вас и сторонюсь. В вашем магазине я пришел к убеждению, что быть одному, все равно, что быть помилованным. Женатые и любовники казнены, а меня отпустили я иду и с собой я в ладу. Я пойду?