И долго Вы собираетесь «вязать», Генри? без спроса ухмыльнулся военный министр. Насколько я понял из Вашего меморандума не меньше тридцати пяти лет. Значит, оставляете проблему нашим детям и внукам? Ту самую, которую можно и нужно решить прямо сейчас?
«Решить прямо сейчас»
Выравнивая пачку листов по нижнему краю, Моргентау пристукнул нею по столу. Он уже понял: голос его, пусть и голос разума, остался гласом. Тем самым вопиющего в пустыне. И не потому, что роли уже были расписаны, а потому, что «здесь и сейчас!». Его оппоненты недвусмысленно дали понять и ему, и себе, и всем прочим, что могут решить все проблемы, стукнув кулаком по столу, и немножко по морде русским.
Откуда такая уверенность, мистер Стимсон?
От ситуации, дорогой Моргентау! расплылся в улыбке военный министр. Ситуацию благоприятствует нам! Но она же и говорит: «ребята, я к вам ненадолго»! Поэтому
Стимсон опять запнулся и ушёл глазами на потолок. Но поскольку суфлёр находился значительно ниже и чуть правее, то ему пришлось вернуться глазами к госсекретарю:
Эдди, как это ну
«Memento mori!» со снисходительной доброжелательностью усмехнулся Стеттиниус. Буквально: «помни о смерти!». В вольном переводе: «Лови момент!»
Во! изловил момент заодно с подсказкой Стимсон. Правильно, Эдди! Потому что другого такого момента уже не будет!
Какого «такого»? двинул бровью Моргентау.
Удобного!
«Члены суда» рассмеялись, а «подсудимый» лишь скептически хмыкнул в ответ на уточнение.
Ладно, джентльмены!
Первым, как и полагалось по рангу, перестал смеяться президент. Как по команде, отставили смех и участники совещания.
Подведём итог обсуждения.
Рузвельт нахмурился.
Мне кажется, дорогой Генри, что, прекрасно разобравшись в экономической сущности вопроса, Вы не разобрались в его политической составляющей. И в итоге, как говорят в теперешней России, Вы не поняли «текущего политического момента». Увы, бывают ситуации, когда политические выгоды затмевают экономические. Нынешняя ситуация из их числа. Поэтому я не могу не присоединиться к голосам военного министра и государственного секретаря. И Стимсон, и Стеттиниус правы: нам не следует давать русским никаких обещаний, пока мы не получим то, что нам нужно.
В развитие их взглядов я даже скажу больше: нам не следует давать русским не только американские кредиты, но и даже то, что и не принадлежит ещё Соединённым Штатам. Я имею в виду репарации с Германии в возмещение ущерба. А кредиты нужно давать только «за хорошее поведение». То есть, поощрять русских, а не обслуживать их, и, тем более, не ублажать! Поощрять их на верное понимание ситуации и своего места в истории. Это не только наша позиция, но и установка. То есть, руководство к действию.
Стимсон и Стеттиниус обменялись сияющими взглядами: всё-таки, «наш» президент этот «не наш президент»!
Разумеется, это не означает того, что мы вычёркиваем Россию из списка партнёров, как в настоящем, так и в будущем.
Рузвельт не только подслащал классическую «пилюлю» министру финансов. Одновременно он демонстрировал многосторонний характер своего подхода к решению вопроса. Это было свойственно Рузвельту и только ему. Он не был «ястребом»: он был американским капиталистом. И зря «экстремисты» «наезжали» на президента: по «своему» же били! Рузвельт очень далеко ушёл от Санта-Клауса и совсем недалеко от своих оппонентов. Он был такой же капиталист и противник коммунизма, как и его критики, только поумнее. В отличие от них, он предпочитал и умел применять в своей политике метод кнута и пряника. И этот метод был единственным, помимо «предложений руки и сердца», который имел шанс на успех в работе с Москвой.
Мы готовы к сотрудничеству с Россией. К разумному сотрудничеству.
Рузвельт акцентировал прилагательное не только голосом, но и взглядом.
И не в ущерб национальным интересам Соединённых Штатов. Надеюсь, вы меня правильно поняли, джентльмены?
Президент надеялся не зря: его правильно поняли. Неправильно понимающих волю босса в Белом доме не держали
Глава пятая
Садитесь, джентльмены!
Черчилль раздражённо махнул рукой в направлении густого табачного облака, которое он натрудил за пару часов размышлений в одиночестве. Министр иностранных дел Антони Иден и постоянный заместитель министра иностранных дел сэр Александер Кадоган «ушли в туман».