Моргентау замолчал, и уставился на босса в ожидании «высочайшей резолюции». Рузвельт неопределённо поморщился и откинулся на спинку коляски: в последнее время он стал быстро уставать и от новостей, и от необходимости реагировать на них. Некоторое время он сидел с закрытыми глазами, предоставляя министру финансов возможность качественно истерзать себя догадками, разгадками и сомнениями. Наконец, он приоткрыл глаза и покосился в собеседника.
Я думаю, Генри, что древние римляне были правы
???
Взгляд Моргентау был красноречивей любых слов. Рузвельт миролюбиво улыбнулся.
«Audiatur et altera pars!»: «Да будет выслушана и другая сторона!» Поэтому я предлагаю вынести наш с Вами вопрос на заседание кабинета. Как говорят русские: «одна голова хорошо, а полторы лучше!»
Моргентау знал эту поговорку, пусть и в переложении на «цивилизованный лад», но смеяться над «ополовиниванием второй головы» ему почему-то не захотелось. И он знал, почему: босс явно отводил ему роль «голубя мира» в обществе «проголодавшихся ястребов». Назначение этой роли и судьба «голубя» не вызывало у него ни малейших сомнений. Тем паче, что ему был точно известен количественный состав и реквизиты «ястребов». Об их «ястребиной квалификации» и тенденциозности подхода к «голубю» и речи не шло: само собой разумеется
Было бы очень вредно предлагать такой большой кредит, и тем самым, потерять единственный и такой действенный рычаг давления!
Стеттиниус, не так давно сменивший в кресле госсекретаря Кордэлла Хэлла, одобрительным взглядом поощрил своего помощника Клейтона: парень в концентрированном виде и «прямо в лоб» выразил их совместную точку зрения на предмет. Краем глаза он заметил, что и президент воспринял эту сентенцию, как надо даже подобрел лицом. То есть, слова Клейтона упали явно не на камни: не ради же Моргентау требовалось «рассыпать жемчуг»! Следовало немедленно закрепить успех и Стеттиниус взглядом испросил согласия босса, каковое и было незамедлительно дано.
Господа, позвольте мне огласить телеграмму нашего главного специалиста по русским делам special envoy Аверелла Гарримана. Мнение прямо из логова вр хм эээ друга.
Рузвельт улыбнулся: оценил подход. Можно, оказывается, и якобы оговорку с последующим «исправлением» квалифицированно и не без юмора использовать для характеристики действующих лиц. Пусть даже «юмористическая составляющая» изначально и не планировалась. Это был тот случай, когда слово, вылетевшее в формате «неуловимого воробья», не только не осуждалось, но даже приветствовалось.
Стеттиниус, тем временем, развернул услужливо протянутую Клейтоном бумажку.
Гарриман пишет: «Вопрос о кредите должен быть увязан с общими дипломатическими отношениями с СССР. Надо дать понять русским, что наша готовность к сотрудничеству будет зависеть от их поведения в международных делах».
После того, как госсекретарь выразительно помахал бумажкой в воздухе, она вернулась к его помощнику.
По-моему, это предельно трезвый взгляд на вещи. Нам нужно держать глаза открытыми: Россия на пороге Европы. Это привносит в наши отношения с Советами новый момент, и, я бы даже сказал, создаёт их новую конфигурацию. Гарриман чётко расставил акценты. Чётко и правильно: мы должны, наконец, вспомнить не только об обязательствах перед русскими, но и об обязательствах перед собственным избирателем. В конце концов, нас избрали не для того, чтобы радеть об узкоэгоистических интересах русских.
Стеттиниус уже начал движение задом в направлении кресла, но «на полпути» задержался.
Я не против кредита: я против благотворительности и торопливости. Ситуация требует от нас, защиты, прежде всего, интересов Соединённых Штатов.
Седалище госсекретаря, наконец-то, совместилось с сиденьем кресла.
Разрешите, сэр?
Рузвельт доброжелательно обозрел аккуратно воздвигнутый пальчик военного министра Стимсона.
Прошу, Генри.
В вопросах отношений с русскими некоторые считают меня «ястребом».
Стимсон ухмыльнулся и пошёл глазами по лицам соратников по администрации. Вряд ли в поисках «некоторых»: последние в лице Гарри Гопкинса отсутствовали по причине недомогания и «неприглашения».
Но, если я и «ястреб», то лишь тот, который изображён на гербе Соединённых Штатов!
Высокопарной патетике генерала не помешала даже маленькая неточность: на гербе Соединённых Штатов был изображён не ястреб, а куда более редкая птица белоголовый орёл.