У
Натали глаза были полны слез – должно быть, она тоже с трудом сдерживала душивший ее смех. «Боже мой, – вдруг подумал Жиль,-как я должен быть благодарен этой женщине! Так давно я не испытывал этого состояния блаженной усталости, которая следует за любовью и вызывает то слезы, то безудержный смех».
– Ну конечно, я поеду, – весело отозвался он. – Но танцевать я буду только с вами двумя.
И он так нежно улыбнулся Натали, что у нее затрепетали ресницы и она отвернулась.
– Ну, мне пора, – сказала она.-Значит, завтра вечером мы увидимся у Касиньяков?
Жиль помог ей надеть плащ. Он захлопнул за ней дверцу машины и просунул голову в окно.
– А завтра днем?
– Не могу, – ответила она с отчаянием. –Завтра у меня собрание дам-членов Красного Креста.
Он засмеялся:
– Ах, верно: ты ведь супруга важного чиновника.
– Не смейся, – вдруг сказала она низким, дрогнувшим голосом,-не смейся. Ты не должен смеяться.
И она уехала, а Жиль продолжал стоять озадаченный и раздумывал над ее словами.
Весь вечер сестра хлопотала вокруг него, не зная, чем ему еще угодить, и это его смешило. Женщинам нравится видеть своих братьев, а то и сыновей в роли удачливых ловчих, в особенности если их собственная женская жизнь, как у Одилии, прошла без. тени романтики. Это как бы реванш за свою неосознанную неудачливость.
Погода смилостивилась над Касиньяками, и пикник, устроенный ими в саду, был в полном разгаре, когда приехали Жиль и Одилия с Флораном. Стоял июнь, на широкой зеленой площадке перед домом было чудесно, не жарко, а тепло, и яркие туалеты женщин, смех мужчин, запах цветущих каштанов создавали у Жиля впечатление чего-то довоенного, нереального. В отношениях между этими провинциалами чувствовалась какая-то непосредственность и простота, что-то мягкое было в самой атмосфере праздника, и обожаемый Жилем Париж представлялся ему от-сюда кошмаром. Одилия шла с братом под руку, раскланиваясь направо и налево, знакомила Жиля с гостями, рассчитывая в конце концов обнаружить в толпе хозяйку дома. Вдруг Жиль почувствовал, что рука ее напряглась, и Одилия остановилась пе-ред высоким, довольно красивым мужчиной… среди типичных жителей юго-западного уголка Франции он выделялся английской чопорностью.
– Франсуа, вы знакомы с моим братом? Познакомься, Жиль, – мсье Сильвенер.
– Очень рад, но мы уже встречались: вместе были на ужине у Руаргов, – ответил удивленный Сильвенер.
– Ну, конечно, – сказал Жиль, хотя он совершенно этого не помнил. Он думал: «Так вот он, муж! Что ж, недурен собой. И по слухам, весьма богат. Но, должно быть, не слишком покладистый господин. И не слишком веселый. Интересно, говорит она ему на ухо такие вещи, как мне? Конечно же, нет». И, обмениваясь рукопожатием с Сильвенером, он вдруг почувствовал желание держать Натали в объятиях, как позавчера.
– Вы живете в Париже? – спросил Сильвенер.
– Да уже десять лет. Вы часто туда наведываетесь?
– Стараюсь как можно реже. Жена, разумеется, обожает ваш Париж, но у меня он вызывает раздражение.
Одилия, видимо успокоившись, что соперники не вызвали друг друга на дуэль, с довольным видом перекочевала к другой группе гостей. Жиль с удовольствием присоединился бы к ней: какие-то уцелевшие в душе принципы не то морали, не то эстетики не позволяли ему любезничать с мужьями или друзьями своих любовниц. Но Сильвенер стоял один, и Жилю было неловко бросить. его. Он тщетно искал глазами Натали, продолжая беседовать. с Сильвенером о трудностях уличного движения в Париже, о стоимости номеров в гостиницах, об адском шуме больших городов.