На улице проклюнулось солнце.
До завтра! сказала улыбчивая вахтерша, ненадолго отложившая в сторону сканворд и обгрызенную ручку. Саша вежливо кивнула в ответ:
До свидания.
Китайская роза в здоровенной кадке прощально качнулась в Сашину сторону.
Город пропах осенью. Казалось, даже ветер после дождя гнал запахи сырой земли и сломанных сосновых веток по улицам, окутывал собой визгливую малышню, швыряющуюся друг в друга ранцами на школьном дворе.
Саша молча прошла мимо них. Кажется, она зря сегодня надела легкую куртку, насквозь продуваемую студеным ветром, даже свитер не спасал от холода. В небольшом рюкзаке за спиной тревожно перешептывались школьные тетрадки.
Зазвенел мобильник в кармане, и Саша сморщилась, не удержавшись. Ей обычно никто не звонил. Порой, конечно, писали одноклассники, порой появлялись старые подруги, лица которых Саша позабыла давным-давно, а их сообщения забывались и того быстрее. Звонок это мать.
Или папа. Лучше бы папа, но
Саша достала телефон из куртки, глянула на экран. Ветер рванул мобильник из рук, словно хотел уронить его на асфальт и разбить на осколки.
Мать. Конечно же, это мать.
Небо казалось остекленевшим. Саша, присев на одинокую лавку, засмотрелась на облака: те бледными мазками едва скользили перед глазами.
Телефон возмущенно трезвонил в ладони. Выдохнув, Саша все-таки ответила на звонок:
Да?..
Физкультура кончилась? голос тяжестью лег на Сашины плечи.
И тебе привет, мам
Не паясничай. Закончилась?
Да.
Ты домой идешь?
Иду.
И где уже?
Мам, я вышла из школы, я на улице, через пять минут буду дома. Как обычно. Неужели обязательно звонить каждый раз, каждый день, а?
Злоба, царапающаяся изнутри острыми коготками, прорвала обычное Сашино молчание.
Ты закончила? спросила мать. Саша осеклась. Ей самой было странно, с чего это вдруг она отказалась от «да» и «нет», и сказала то, что давно тянуло внутри. Правда, сказала это слишком пафосно. Скорее, набормотала в трубку, плотно прижатую к побледневшим губам.
Да. Да, я закончила.
Отлично. Если ты все еще не поняла, я твоя мама, и я имею право знать, где ты шляешься после школы. И если тебе что-то не нравится, то извини уж, что я за тебя беспокоюсь, пауза. Саша поежилась. Давай быстрее, суп остынет.
Уже бегу, ответила Саша и сбросила звонок. Откинулась на лавку, что стояла в дальнем конце липовой аллеи, пару лет назад высаженной у школы. Саша тогда помогала вместе со всеми: где-то слева растет ее маленький клен, который она все еще порой поливала из пластикового ведра.
Они всей школой копали лунки для саженцев, выставленных в ряд у дырявого забора, словно бы на расстрел. Многие деревья зачахли в первую же зиму, и их срубили, оставив лишь худые пеньки, словно детские руки, торчащие из-под земли. Потом выкорчевали и их.
А Сашино дерево распрямилось, налилось молоденькой зеленью. Выжило. И Саша потихоньку жила вместе с ним.
Идти домой не хотелось сначала мать дотошно исследует дневник, потом приступит к допросу. Она обычно называла это «поговорить по душам». Саше казалось, что душевные разговоры начинаются вовсе не так тут только лампы с бьющим в глаза светом не хватало, чтобы допрос стал настоящей пыткой. Мать никогда не спрашивала, что у Саши на душе. Не подходила, когда дочь захлебывалась слезами.
Только давила. Приказывала. Манипулировала.
Одни голые факты. С кем ты говорила? Чему учили в школе? Как кормили в столовой? Какие оценки получила?
Определилась, на кого хочешь выучиться? Из города даже и не думай уезжать мать все равно не отпустит. Потому что
А почему?
Неважно. Главное, что даже ветер не может замарать облаками едва греющее солнце. На следующей неделе обещают первый снегопад Саша обожала кислые мандарины и запах хвои, но сейчас ей хотелось подольше понежиться под солнечными лучами.
У ног шуршала сухая листва, и Саша решила собрать букет. Она постоянно таскала домой цветы, и мать, брезгливо сморщив лицо, выговаривала ей за это:
Натащишь веников полную квартиру, а потом листья по всему полу. Грязь и мусор. И так бардак, а ты все тащишь, тащишь Лучше бы прибралась хоть немного.
Маленькая Саша, слабая и тихая, в ответ лишь глядела на мать. Исподлобья.
И везде эти банки с водой, она киснет, гниет, я убираю, а ты снова и снова, снова и
Саша молчала.