Гущин, все еще сонный, вскакивает, бежит на крики и натыкается в коридоре на уборщицу Катерину, которая едва не сбивает его с ног.
А-а-аа-а! вне себя от ужаса, орет она. А-а-а-ааа
Охранник схватил ее за плечи, встряхнул. Глаза Катерины приобрели более осмысленное выражение, она закрыла рот и жестом показала в сторону подсобки.
Что случилось? зло спросил Гущин. Ты как здесь оказалась?
Так утро уже стуча зубами, выговорила она. Я убираться пришла сегодня моя очередь.
Чего орешь как резаная?
Там там Катерина вздрогнула. Она
Кто «она»? Где? еще больше рассвирепел Гущин, чувствуя, как ее страх передается ему.
Там
Охранник побежал по коридору, свернул вправо и оторопел что-то, похожее на женскую фигуру в красном, притаилось в углу Преодолевая страх, Гущин рванулся вперед и схватил «призрака». У него в руках оказалось красное кимоно, забытое кем-то из клиенток. От него шел слабый запах духов. Кимоно было накинуто на подставку в виде дракона, которые стояли в салоне по всем углам.
Ф-ффу-у выдохнул Гущин, ощущая, как липкий пот течет по его спине. Ну и напугала, дура! Иди сюда! гаркнул он.
Катерина робко приблизилась, бледная и дрожащая.
Вот твой призрак! заорал охранник, размахивая перед ней красным кимоно. С ума с вами сойдешь, дурехи чертовы!
Уборщица ойкнула и попятилась. Она уставилась на кимоно в руках Гущина, не в силах отвести глаз. Он плюнул, бросил кимоно на пол и зашагал к себе.
Вот дурачье! сердито ворчал он. И Вовка туда же! Икон натащил, бутылок со святой водой! Так и самому тронуться недолго Уже кошмары начали сниться!
У Гущина пересохло в горле. Он окинул взглядом комнату в поисках минералки. Не найдя ничего лучшего, он налил в пластиковый стаканчик святой воды и выпил. Вода была тепловатая, с привкусом ладана.
Охраннику полегчало. Он посмотрел на часы и заторопился. Днем Гущин дежурил в супермаркете на соседней улице.
Ты куда? испуганно спросила Катерина, хватая его за руку. Я здесь одна не останусь!
Уже половина восьмого, разозлился он. Сейчас администратор придет!
* * *Ева Рязанцева была прекрасной хозяйкой. Она хлопотала на кухне, напевая, порхая от стола к плите, и все у нее получалось как бы само собой. Мясо покрылось румяной корочкой, оставаясь внутри мягким и сочным; пироги подошли и отлично испеклись; грибной соус благоухал на всю квартиру; грушевый компот остывал на подоконнике.
Расставшись с мужем, она захотела начать все сначала, полностью изменить свою жизнь. Из прошлого Ева оставила только любовь к домашнему хозяйству и свою профессию преподавание испанского языка. Остальное она решила безжалостно истребить в себе, начиная с внешности. Первой жертвой «террора» стала ее роскошная пшеничная коса, которая раньше составляла едва ли не главную Евину гордость. В парикмахерской, куда Ева пришла обрезать косу, ее долго отговаривали, убеждали не губить редкую красоту и «сохранить индивидуальность». Рязанцева была непреклонна.
Мои прежние убеждения, вкусы, манеры и наклонности принесли мне много вреда, заявила она. Я хочу покончить с этим.
Выйдя из парикмахерской, она с облегчением вздохнула, как будто сбросила некое тяжкое бремя. Пышные, чуть вьющиеся волосы свободно рассыпались по плечам, сразу превратив Еву из печальной «прекрасной дамы» в легкомысленную, весьма привлекательную круглолицую особу. Рязанцева посмотрела на свое отражение в витрине супермаркета и пришла в восторг. Прежняя Ева мечтательная, романтическая и доверчивая, «идеальная жена» и обманутая любовница перестала существовать. Ее сменила
А вот с этим оказалось сложнее. Получалось, что отречься от прошлого намного проще, чем создать новый, принципиально иной образ.
Ева пришла домой, разделась и робко приблизилась к зеркалу. Оттуда на нее смотрела тридцатилетняя женщина, умудренная опытом, утомленная жизнью, разочарованная в любви, грешная, незнакомая Модная прическа придавала ей некий неуловимый шарм двойственности кокетливые локоны обрамляли растерянно-серьезное лицо. Ева точно знала, какой она быть не желает. Но кем она собирается стать?
Я буду ваять тебя заново, сказала Ева своему отражению в зеркале. Как Пигмалион ваял Галатею. Я создам тебя, как Леонардо да Винчи создал Мону Лизу, заставив весь мир разгадывать тайну ее улыбки. Излишняя простота женщинам вредна, она их портит, как чрезмерно яркий свет произведение искусства. Рембрандтовский полумрак, полутени, тициановское золото вот то, что нужно. Раздетая натурщица, выставленная на всеобщее обозрение, вместе с загадочностью теряет половину своего обаяния.