В случае со здоровьем мы имеем дело с тем же, что и в случае с позитивным мышлением структурированной и осознанной жизнью и разнообразными коуч-тренингами, вплоть до избавления от прокрастинации, о которой прекрасная Василина Орлова скептически воскликнула: «Ну и что? Как? Где результат? Уже написана «Критика чистого разума?» Ау! Нет ответа.
Геронтофобия, или Инфан-фаталь
Геронтофобия набирает обороты. Можно назвать это возрастным фашизмом, но я прибегну к термину покорректней. Довольно часто появляются посты о декларируемом страхе работать рядом с зрелыми женщинами (добавлю от себя мужчинами).
О да, это прекрасная Цивилизация с её культом молодости, гламурности, красоты всё, как я люблю! Любопытный парадокс, что настоящими инфантилами здесь выступают так называемые взрослые, которые, затормозившись в своём развитии, словно инерциальные социальные големы, не имеют ни воли, ни желания не взрослеть. Они пятятся и опадают в старость, ибо старости ведом тот кошмарный комфорт, от которого пахнет отутюженной, аляповатой, асексуальной ночнушкой, валокординовым предсмертием и бабушкиным монпансье, рассыпанным на дне то ли сундука, то ли уже гроба. Смерть похожа на леденцы. Да.
Нищие
Конечно, никаких нищих духом не существует. Есть просто нищие. Все религиозные конструкты для них.
Ницше и зеркало
Некоторые извлекли из Ницше только лишь «Всё дозволено», совершенно позабыв о «Смотря кому». А всего-то стоило в зеркало посмотреть.
Мераб Мамардашвили
Генезис советской гуманистической мысли, хотя это и звучит как оксюморон, происходил не только и не столько по прямому указанию партии, сколько по инициативе её верных сынов, вовремя переобувшихся на излёте советской идеологии.
Одним из характерных представителей вышеупомянутой когорты является Мераб Мамардашвили, часто цитируемый олдфагами.
Из его биографии видно, что человек фактически не испытывал какого-либо серьёзного давления, был, по сути, на партийной работе, имея небольшие конфликты допустимого характера, сформированные контекстом времени (XX съездом КПСС), в основном касавшиеся критики Сталина и периода военного коммунизма.
То, что человек этот был свой для власти, также говорят такие моменты его биографии: в 1961 году Международный отдел ЦК КПСС направил Мамардашвили в Прагу на работу в журнал «Проблемы мира и социализма», где он заведующий отделом критики и библиографии (19611966). Он имел служебные командировки в Италию, ФРГ, ГДР, на Кипр.
И лично моё впечатление от ознакомления с его трудами Мамардашвили, как всякий советский философ, чудовищно вторичен, чудовищно скучен, неэнергетичен, в общем, классический зануда по протекции. Ему свойственная этакая мягкая вязкость языка, шизоидная дуальность, мысленная болотистость, когда ни одна вещь, ни одно понятие, ни одна мысль не может (боится) звучать радикально.
Объективная реальность
Во что я истово верю в объективную реальность, продолжающуюся после исчезновения «Я» -субъекта. Это и является основной философской проблемой. Экзистенциальной. Метафизической. Идеологической. И материальной, физической. Что главное.
Что есть ад?
Что есть ад? Не босховские кошмары, не горящие грешники. Ад это адекватность. Адекватное понимание субъектом своих возможностей и природы вещей.
Сакрализация смерти
Люди настолько боятся обнуления смыслов, что сакрализуют смерть, называя её «таинством». Хотя ничего банальней, пошлей, демократичней (в плохом смысле слова) придумать нельзя. При этом, как я уже писала, смерть действительно обесценивает всё. Простые истины беспощадны.
О невозможности воплотить сверхзамысел и «метафизике» посмертья
Человеческой жизни никогда не хватит на воплощение нечеловеческого сверхзамысла. Понимание термина «вечность» проистекает для меня именно отсюда. Я вижу вечность и ад буквально как надругательство над «Я», над самостью, над идеей.
Кошмары, которыми пугают «грешников», это всего лишь физическое воплощение понимания природы вещей, того самого пределья ужаса, что сопровождало меня с рождения.
Что же касается метафизики посмертия, для меня её не существует. Я вижу смерть как материалист как физический процесс, не более. Это осознание смерти как мгновенного исчезновения сопровождает меня практически ежесекундно.