– Наконец я ее увижу! – подпрыгнула Вита.
– Тише, ладью не переверни. – Ратас улыбнулся, но его улыбка показалась ей принужденной. – Есть у меня один замысел. Вита, вот только не знаю, удастся ли его осуществить. Я хочу изобразить падение Грозного бога Так давно я думаю об этом, что представляю все до мельчайших деталей, остается всего-навсего найти время и нарисовать. Так же было и с «Меченой молнией», – я увидел Эрлис такой и долго искал возможность выполнить задуманное. Крейон помог мне с красками, ведь когда-то он интересовался старинной живописью и мечтал разгадать тайну древних красок – они не выцветали веками. Цветовая гамма будет та же, что и в «Меченой молнией». Вообрази ночное небо – темно-синее, почти черное, мерцанье звезд на нем, серебряную паутину туманностью… И золотая ладья Грозного бога наискось пересекает плоскость картины, она не летит – падает вверх дном, по блестящей поверхности мечутся кровавые отблески… А самого Бисехо я хочу показать в необычном ракурсе, соединить черты реального Сутара и мифического Грозного бога, заострить их, сделать чуть ли не гротескными, но все же узнаваемыми. Пусть будет он одновременно и страшным – даже в своем бессилии, и жалким – перед лицом неминуемой расплаты. Как сегодня…
– Ратас вздохнул. – Эх, девочка, все это хорошо в воображении. А вот в реальности… в реальности – кровь, грязь и мерзость… Мне кажется, я никогда уже не отложу меча.
– Но разве ты мог бороться о Сутаром, не вынимая меча из ножен?
– Не мог.
– Вот видишь!
– Да, я поступил так, как считал нужным и единственно возможным, Вита, и, в отличие от Сутара, действовал лишь оружием этого времени. И все же, по законам Эритеи, я совершил преступление. Сутар был хитрее: он никого не убил собственными руками, и на нем крови нет. А на мне есть. Сутара я сам осудил. Но и мне придется встать перед судом.
– Придется! – подтвердил Сутар.
– Закрой рот! – так и взвилась Вита. – Что-то ничегошеньки во всем этом не понимаю. Я знаю одно: настоящий преступник здесь один – это он, Сутар. Оба вы – с Эритеи, ну так поэтому именно ты и никто другой должен был начать борьбу с ним. Если тебе не пришлось бы противостоять Сутару, разве ты взялся бы за меч? Я не могу поверить, что тебя осудят!
– Ты еще видишь мир по-детски ясным, и я завидую твоей убежденности.
– Ну какой ты преступник? Да я не знаю никого лучше тебя!
– Значит, я могу считать себя оправданным.
– Не шути так. Если надо, я могу подтвердить.
– Тебе ничего не придется подтверждать. Через несколько часов ты будешь дома, и все, что тут произошло, покажется тебе недобрым сном. А я…
Ладью сильно шатнуло раз и другой.
Сидевший у руля Сутар повернул к ним растерянное, как у нашкодившего мальчишки, лицо. Куда девались его спесь и самоуверенность! Ратас оттолкнул его и бросился к пульту.
– Этого я и боялся! Тот удар все-таки дал о себе знать. Хороших воинов вымуштровал для тебя Турс! Метко бросают копья.
Ладья пошла на снижение.
– Эх, еще бы немного! – с досадой в голосе сказал Ратас. – Быстро починить ладью мы не сможем. Остаток пути придется пройти пешком. Скажи-ка, Сутар, ты, конечно, оставил в доме охрану?
– Оставил.
– Сколько человек?
– Восемь.
– Здесь, в Гресторе, ты показывал кому-нибудь, как действует атерон?
– Турс знает…
– Ты брал его с собою в путешествия?
– Брал.
– Значит, он указал тебе на Виту?
– Он.
– Выходит, узнал…
– Как-узнал? – удивилась Вита. – Мы же с ним раньше не встречались!
– Речь не только о тебе…
Ладью сильно тряхнуло. Столкнувшись с землей, она проползла еще немного, круга кусты и деревья, и остановилась.
– Что ж, приехали. Надо выходить. Давно не ходил пешком, Грозный бог?
– повернулся к понурившемуся Сутару Ратас.