Голос у него был и впрямь хорош, и дерзости хватало, но вот больше ничего за душой певец не имел. Наверное, ему рукоплескали в селах и кварталах ремесленников Впрочем, он иной славы и не искал. Я лениво слушал про то, какой именно продукт герой песенки собрал в большую корзину, за что этот продукт выдал, и как оплошал тупой сборщик налогов, вывалив содержимое корзины в общий воз с податями.
Пел бы лучше чужие песни, дурак Про любовь, про лунную дорожку на воде, про потаенное Слово. Жил бы безбедно и людей бы радовал.
Новую! завопил Локи. Ему сегодня везло. Может, виной был фарт, а может, ловкие пальцы. Интересно, на что играют на пайку, на дежурство, на интерес?
Хватит, глядя в покачивающийся деревянный потолок, сказал я. Потолок поскрипывал кто-то ходил по палубе. Наигрались. Спать пора.
Ильмар, да ладно тебе неуверенно начал Локи.
Хватит, я сказал!
Командовать двумя десятками балбесов мне особенно не улыбалось. Но пришлось этим заняться иначе власть в трюме держал бы Славко-дубина, самый натуральный душегуб, пойманный прямо у свежего трупа. Сто кило мускулов и костей и чуть-чуть мозгов под крепким лбом. Я от души надеялся, что в рудниках его случайно придавит груженой вагонеткой. Сам бы поспособствовал, вот только нет у меня желания под землю лезть.
Значит завтра придется изворачиваться. Ловчить, убегать, таиться. Доказать, что не зря слыву самым ловким вором во всей Державе. Из шахты не очень-то убежишь вся надежда на короткий путь из порта в горы.
Надо выспаться
Я встал и затушил фитиль в фонаре. Запахло горелым маслом. В темноте сразу стал слышен плеск волн за бортом, будто слух обострился. Поскрипывали койки, кое-кто торопливо бубнил положенные вечерние молитвы Искупителю, Волли вполголоса допевал песню не умел он останавливаться посередине, я даже и окликать его не стал.
А вот у меня однажды была девка Славко затянул обычную вечернюю историю. На каторге о женщинах лучше не говорить к концу второй недели народ распаляется, и начинаются непотребства. Но Славко я не перебивал все его истории были такие тупые и тошнотворные, что действовали лучше лекарского брома, который положено было добавлять в наше пойло. Распалялся от них только сам Славко, причем так лихо, что на второй день я посоветовал Шутнику поменять народ на койках. Теперь рядом со Славко-дубиной лежал молчаливый здоровенный верзила из какой-то, еще древними богами забытой, руссийской деревеньки. Как попал в Державу, где научился разговору, за что на каторгу угодил не знаю. Парень он был неплохой, а мускулами еще покрепче Славко. Кажется, дома кузнецом был. Одна беда очень уж инертный, погруженный в свои мысли. За себя-то постоит, а вот народ в порядке не удержит. Мальчишку, который поначалу оказался рядом с душегубом, я от греха подальше поместил на койку над своей хоть и есть у старшего по этапу право жить с комфортом, но так оно спокойнее будет. И кажется, в тот миг и посмотрела на меня Сестра-Покровительница с заоблачных высот верно я сделал, ох как верно.
А на третий день, когда поставили ее свинарник чистить, я и подошел, вроде как невзначай захлебываясь, бубнил Славко. Юбки-то она задрала выше колен, чтоб не извозить, а я как подкрадусь
Как про женщин говоришь! с тоской и глухой яростью воскликнул верзила-кузнец. Это у него было больное место, видно, в диком краю до сих пор верховодили бабы и душегубу приходилось постоянно выкручиваться.
Как? с наивной звериной хитростью спросил Славко. Хорошо говорю! Красивая была баба!
Женщина!
Ну женщина Юбки, говорю, задрала
Нельзя так говорить!
Почему ж нельзя? искренне поразился Славко. Ноги у нее красивые были. Морда
Лицо!
Лицо, лицо Лица никакого, а ноги да! Можно ведь говорить, что женщина красивая?
Можно, поразмыслив, сказал кузнец. Это хорошие слова.
А что мор лицо у нее красивое?
Можно
А что ноги красивые?
Тоже можно растерянно признал кузнец.
Так я и говорю, ноги у нее во! Я сзади-то подкрался, да и шлепнул любя. Она как растянулась, для вида сердится, а сама мор лицо протирает и улыбается!
Захихикал Плешивый, видно, для городского чиновника первобытный идиотизм Славко был очень забавен. Чувства юмора он не терял, не без оснований надеясь пересидеть два отмеренных года на непыльной работке счетовода. Проблем с ним оказалось куда меньше, чем ожидал, и потому я Плешивого немножко оберегал от опасностей.