Я тебе напишу
Я тебе напишу,
строки лягут волной на бумаге,
и, как утренний свет,
запылает на сердце заря,
мне бы нежность твою
пить до донца, до вечности надо,
чтобы солнце в глазах
ласкало нам души не зря.
Неземное
Я серебром солёного зюйд-веста
вдруг прилечу из космоса в дали,
увидеть свет чарующего детства
в твоих глазах на краешке земли..
Мера чудес
Ничего, даже прошлого, не оставлю себе,
И лечу, в мире брошенный, силой жизни к тебе.
Промелькнули печали в лёгкой дымке судьбы,
И я вновь у причала в ожиданье борьбы.
И не хочется верить в краткость пыльных дорог,
Но придётся измерить светлой юности срок.
Он как ветер надежды надо мной пролетел
И простою одеждой в холода отогрел.
И лихому творенью раскалённых небес
Предпочту твою меру нераскрытых чудес.
Метроном под небесами
Никто не трогает рукой
Меня бессонными ночами,
Предоставляя лишь покой
Душе моей под облаками.
И в незапамятном бреду,
Явившись в мир туманом летним,
Я снова в мир другой уйду,
Искать, что не нашел в обетах.
А мать качала колыбель,
Шепча губами покаянье,
За то, что вечная метель
Судьбу отметила страданьем.
И сердца беспокойный стук,
Как метроном под небесами.
Несет в природу чистый звук,
Храня покой ее словами.
Небо счастья
Добрым утром и негой привечаю тебя,
Я как будто бы не был в том краю никогда,
В нём и солнце не бродит, от дождей хоронясь,
И луна колобродит, как вселенский пегас,
Там завесою хмурой тучи прячут дожди,
Бесконечные звёзды в танцах мечут лучи.
Это небо для счастья, или рай для души
Временами ненастно, а порою в тиши,
Ищем взором любимую, подарившую рай,
Сохраним всё терпенье в нашем сердце для тайн.
Мне странный плен..
Мне странный плен ветхозаветной ночи
Явился в облике троих солдат,
Скользящих над песчаным средоточьем,
Дозором вечным над эпохой зла.
«Хамсина» мутный свет не пережил утрА,
И день библейский перестал качаться,
Как древние звучащие слова
Легли на душу, чтобы мне признаться.
О чем? Зачем? Под светлою луной
Бродил по выжженным холмам Эйлата.
И говорил, как будто бы с тобой,
Ища ответы на загадки в датах.
Но час настал. Над пальмами притих
Извечный странник иудейской дАли,
И три солдата при словах своих
Внесли меня в душевные скрижали.
На Тортуге
На Тортуге, пропитанной ромом,
Где искрится песок до небес,
Реют чайки в тропической дрёме,
В ожидании знойных чудес.
Де Эредиа, правнук пирата,
На сегодня рыбак по судьбе,
Уж он помнит адских ребяток,
Что исчезли в морской синеве.
Были дни на безрыбье, и в штОрмах,
И удача, как свет при луне,
Звон дукатов, зАлитых кровью,
Слезы пленников, спящих во мгле.
Он сегодня никто, позабытый,
Де Эредиа стонет во сне,
А жестокость живет, не убита,
Храмом страха в земной стороне.
Образы души
Узором яшмы в пене Посейдона
они живут как тысячи миров,
скитаясь меж потоками Тритона
и воспевая нежность и любовь.
А в бесконечном беге под волнами
они меняют образ навсегда,
нам в прошлое их не вернуть словами,
в минувшем растворилась их судьба.
Их много в океанской красоте,
чудес морских, что складывают душу,
когда живём, то выбираем все,
а уходя, мы оставляем сУше.
И берег пополняется судьбой,
в узорах камня открывая сердце,
красивой сказкой радуя прибой,
иль выдавая тусклое бесцветье.