— Тише-тише! — шепотом попросила Мышь, испугавшись, как бы не услыхал его на кухне мальчишка и не заглянул в нору.
Но мальчик ничего не слышал. Он толок чай, заливал его холодной водой, варил в котле, вливал растопленное масло с мукой, сыпал пряности — черный перец горошинами да лавровый лист — и напевал себе под нос. Он пел о новой жене князя, что была похожа на необъезженную кобылицу с густой черной гривой. Много бы нашлось смельчаков, которые захотели б объездить ее, но всякого сбросила бы она с себя и растоптала горячими копытами, и только славный князь обуздал ее. Теперь носила она в себе его сына. Родится мальчик красивее зимнего восхода в горах, нежнее, чем шерсть у ягненка, ярче, чем клинок меча на солнце, изящнее соболя на тонкой ветке, прекрасней, чем бабочка в брачном наряде… Он сварил чай и понес котел в княжеские покои. Через открытую дверь Мышь увидела, что наступила ночь и яркие звезды висят над горами, как светлячки в траве.
— Теперь можешь говорить, сынок, — кивнула Мышь.
— Тесная у тебя нора, матушка. Не выходишь ты во двор и не видишь белого света. Что там? — спросил Павлин.
— Черное небо и звезды, как светлячки, — сказала Мышь.
— Это страшно?
— Страшно одному, безразлично другому. Одних бог делает сильными, других — слабыми, одних — красивыми, других безобразными. Мне он дал мою мышиную долю жить в норе, почти не видя белого света, и бояться всякого…
— Но мне дал он другую долю! — птенец с гордостью взглянул на появившиеся два дня назад изумрудные перья на боках и вышагнул из норы.
На кухне он огляделся и увидел на стенах и под потолком пучки сушеных трав с семенами и ягодами. Он захлопал крыльями, пробуя силы, и взлетел под потолок. Там начал он ощипывать ягоды и дробить клювом семена. сухая трава посыпалась на пол частыми дождем. Мышь высунулась из норы и закричала:
— Немедленно спрячься! Придут люди, увидят такое и посадят тебя в клетку с куропатками, чтобы съесть за обедом!
— Что ты, матушка, я со своим хвостом не помещусь в твоей норе. Лучше уж улечу я в лес, где никто не сможет меня обидеть, Павлин выдрал из бока маленькое изумрудное перышко. — Если вдруг случится с тобой беда, возьми его, пусти по ветру, и он принесет мне дурную весть.
Ранним утром, когда заря едва-едва окрасила верхушки гор в цвет неспелой земляники, мальчик пришел растапливать очаг с куском сухой коры под мышкой. Открыв двери кухни, он увидел густо усыпанный обломками сухой травы пол и большого изумрудного павлина с раскрытым хвостом, который едва не доставал до потолка. Мальчик на мгновение растерялся, но потом распахнул «дели» и, широко раскинув полы халата, пошел на павлина, повторяя ласково: "Кле-кле-кле-кле-кле-кле-кле! " Павлин с шумом, похожим на взмах меча, сложил огромный хвост и взлетел. Он пролетел над головой мальчика, едва не коснувшись его макушки. Мальчик ухватил павлина за хвост. Павлин выволок мальчика из кухни во двор и стал поднимать в небо. Мальчик глянул вниз, на стремительно удаляющуюся землю, и от страха разжал руки. Он упал в сено и не ушибся.
Лошади на привязи у кухни жевали овес. Мальчик указал пальцем на большую зеленую точку в утреннем небе. «Ну, теперь-то вы видели, что он там?» — воскликнул он. Лошади жевали овес и безразлично смотрели на мальчика большими карими глазами.
Мышь забеременела в третий раз. Случилось это осенью. Травы в горах высохли и сгорели, камни по ночам стали обрастать плесенью измороси, лужи на дороге покрывались толстым слоем льда, в который вмерзали желтые листья, труха, сор и даже конские следы. Днем лужи оттаивали под лучами тусклого солнца, и осенний ветер гонял по ним мелкую рябь. Вода в ручьях замедлила свой бег, стала густой и тягучей, как уваренный сироп. На кухне пекли медовые лепешки с сушеной черемухой.