– Я и сам могу объяснить, – поежился Серега. – Просто более слабого водителя всегда пускают впереди. Чтобы если что с ним случится, то можно было бы помочь...
– А ты более слабый?
Серега обреченно вздохнул:
– Конечно, Витька сильнее... Но это же Витька! Таких на трассе, может, и нет больше. А остальных-то я имел в виду в белых тапочках!.. – похвастал он неуверенно.
Лена спрятала улыбку, сказала:
– Ты мне руку протянуть можешь? Ни во что не вляпаемся?
– Типун тебе на язык, Ленок. – Серега протянул Лене руку и трижды сплюнул через левое плечо.
Лена стала считать пульс. Серега посмотрел в зеркало на Карцева. Тот шел за ними метрах в пятидесяти.
– Совсем хорошо, – сказала Лена. – До ста лет жить будешь!
– Вот это я понимаю! – заржал Серега. – Ты мне только, как доктор, справку выдай: дескать, Пушкареву Сергею Ивановичу положено жить сто лет. Ежели за мной раньше придут, я им справку в морду. Читайте и не трогайте!
– Сережа, за что Витя так Лизу не любит? Жену Толика...
– Где именье, где вода, где Ромео, а где Джульетта... – покачал головой Серега. – Она у него, считай, Толика отняла. Теперь Катьку забирает... А он в Катьке души не чает. Теперь у него только ты да Катька. Ну, может, я еще немного...
– Это он тебе сам говорил?
– Он скажет!
– Да, пожалуй, ты прав... Он человек сильный.
Серега посмотрел в сторону.
– Была бы у меня семья – я тоже был бы сильным.
– И я, – сказала Лена.
– Ты и так человек крепкий. Столько ждать у моря погоды!
– Я его очень люблю.
Серега деликатно промолчал.
– Знаешь, – сказала Лена, – я без него просто не могу жить.
Серега вздохнул и с уважением помотал головой.
* * *
В пригородном львовском ресторане стоял страшный шум. Двумя динамиками (каждый величиной с платяной шкаф) оркестр изрыгал в низкий потолок чудовищной силы звуки; залихватски вскрикивали пляшущие; знакомые перекрикивались через столики; громко объяснялись друг другу в любви и уважении подвыпившие граждане; били с грохотом каблуки танцующих...
Около оркестра расфуфыренный Серега самозабвенно плясал с красоткой в умопомрачительном парике.
А у самого выхода, за нелепой квадратной колонной, стоял небольшой столик на троих. И сидели за ним Лена и Карцев. Третий стул был Серегин.
Лена неотрывно смотрела Карцеву в лицо, а тот, мягкий, расслабленный, любящий, негромко и застенчиво говорил:
– Я даже мебель в дедовой избе помню... Стол – большой, один на всех. И для будней, и для праздников, и для покойников. Сундуки... Поставец для посуды... А сверху иконка такая темная. И лампада... Кровати были высокие, могучие – для деда с бабкой. И вообще для старших... А мы, мелюзга, где попало... А летом – на сеновале. Я потом нигде не видел такой ясности, как в обычном крестьянском доме своего деда... И отношений потом таких не встречал. Все всё про тебя понимали: чем ты крепок, а чем и... И невозможно было спрятаться за какие-нибудь там фокусы или слова красивые... А потом все садились за один длинный стол. И была в этом какая-то удивительная красота!..
Лена взяла тяжелую руку Карцева и, глядя ему в глаза, поцеловала в ладонь. А он нежно погладил ее по лицу и улыбнулся – то ли ей, то ли своим воспоминаниям...
Но в эту секунду Серега пританцевал свою партнершу поближе к их столику и, мокрый, счастливый, расхристанный, крикнул Лене и Карцеву:
– Горько!
Карцев нежно поцеловал Лену. И Серега, в восторге, увел свою красотку в толпу пляшущих каким то особым замысловатым па.
– Тебе не кажется, что Серега слишком разгулялся? – спросила Лена Карцева. – Ему бы поберечься...
– Сейчас что-нибудь придумаем.
Музыка кончилась. Танцующие зааплодировали оркестру.
– Хочу еще этот фоксик, – капризно сказала красотка.