Убийца услышал шум, поднял голову и чуть ли не бегом устремился к городу.
Малуэн тяжело спустился вниз. Как он и предполагал, вода у набережной была неподвижна — никаких следов ни тела, ни чемодана. В пятидесяти метрах вырисовывался форштевень прибывшего судна, из его трюма продолжали выгружать ящики.
Не сбегать ли в кафе «Швейцария», где дежурит полицейский? Он поколебался, вспомнил, что у него кончилась водка, и зашел в «Мулен-Руж», сев у стойки близ двери.
— Порядок? — полюбопытствовала Камелия.
— Порядок… Стопку кальвадоса…
В глубине зала в розовом свете играл джаз, кружилось несколько пар. Камелия ждала, что Малуэн подаст ей знак, и на миг его было потянуло так и сделать, но он выпил вторую стопку кальвадоса и больше об этом не думал.
Настроение было скверное. Он припомнил, что из дома тоже вышел не в духе. Но тут уж дело было серьезное. Он не позвал сразу на помощь, и это, конечно, поставят ему в вину. А ведь он не виноват — просто в голову не пришло.
— Уходишь? — спросила Камелия.
— Ухожу.
Он снова поглядел на воду у набережной и стал в раздумье подниматься по лестнице. При любых обстоятельствах тело искать бесполезно: человек мертв, это точно. А тот, другой, наверняка уже далеко.
Малуэн посмотрел на пульт сигнализации и открыл третий путь, который запросили для товарных вагонов.
К «Мулен-Руж» подкатило такси, вышли какие-то два весельчака.
— В конце концов, меня это не касается, — проговорил Малуэн вслух.
Он подбросил угля в печку и допил остатки кофе. наступила самая скверная часть ночи, самая холодная.
Ветер дул с запада, небо было ясное, через час осядет изморось. Делать было нечего, смотреть не на что, пока не откроется рыбный рынок, который оживает затемно и закрывается днем.
«Он убил, чтобы одному завладеть чемоданом, а в результате остался на бобах», — подумал Малуэн.
Что же находилось в чемодане? Из-за пустяков не убивают.
Наступил отлив. Через час глубина воды у берега составит еле три метра, а то и меньше, как обычно бывает в полнолуние. Малуэн нахмурился, наморщил нос, почесал висок и вздохнул. Все эти привычки приобретаешь, когда часами находишься в одиночестве: гримасничаешь, жестикулируешь, мычишь, время от времени бормочешь какие-то слова.
— А почему бы и нет?
Холодно, конечно. Но игра стоит свеч…
Малуэн расхаживал по своей клетке, споря с самим собой. Наконец быстро спустился по железной лестнице и направился к набережной.
— Была не была! — еще раз проворчал он.
Он снял ботинки, пиджак, глянул на затихшее английское судно и нырнул. До железной дороги Малуэн рыбачил на траулере. А потом пять лет отслужил на флоте.
Он нырнул раз, второй, третий. Руки его напряженно прощупывали теплую донную тину. В четвертый раз он нащупал старый стальной кабель. И лишь на пятый, когда им уже стал овладевать страх, наткнулся на чемодан.
И тогда его охватила паника. Он сожалел о том, что сделал. Что будет, если его застанут? Он схватил пиджак и пустился бежать, забыв на набережной ботинки.
Никогда еще он не поднимался по железной лестнице так быстро. Из чемодана текла вода. С Малуэна — тоже. Но в шкафу у него лежала рабочая одежда, и он переоделся, то и дело с опаской поглядывая на чемодан, который даже не открыл. За ботинками пришлось снова спуститься. К себе в будку он вернулся в тот момент, когда закрывался «Мулен-Руж».
Камелия вышла последней, посмотрела в его сторону, чтобы удостовериться, что этой ночью она и вправду ему не нужна. А он в это время бормотал:
— Что же дальше-то делать?
Открыть чемодан, конечно! От этого не уйти.
Если снести находку в полицию, там его поведение сочтут непонятным; к тому же в чемодане, может, и нет ничего, кроме контрабандного табака.