Так выпьем же еще – есть время до утра,
А впереди дорога так длинна;
Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра,
И ветер свеж, и ночь темна,
И нами выбран путь – Дорога Сна…
По Дороге Сна – тихий звон подков, лег плащом туман на плечи,
Стал короной иней на челе.
Острием дождя, тенью облаков стали мы с тобою – легче,
Чем перо у сокола в крыле.
Так выпьем же еще, мой молодой король,
Лихая доля нам отведена;
Не счастье, не любовь, не жалость и не боль —
Одна луна, метель одна,
И вьется впереди Дорога Сна… [18]
Мрачно поблескивали вонзенные в земляной пол вокруг очага мечи. В арку высокого выхода смотрела, не мигая, желтая луна, и от порога сквозь затканный серебристым туманом лес струилась светящаяся дорожка. Ветер провел влажным крылом по волосам и что-то прошептал.
Инглор выскользнул из круга в темноту, стараясь не нарушать дикой, жутковатой гармонии пляски. Игорь шагнул за ним. В темноте длинного зала сверкнули зеленым глаза Елены.
– Дорога, – еле слышно прошептал Инглор. – Надо идти…
Елена тихо дотронулась до руки Стража Холма. Инглор вздрогнул.
– Она поет, как птица Рианнон с серебряным горлом…
– Тебе лучше идти. Это долго не продержится.
Инглор вздохнул. Покачал головой. Затем отстегнул с ворота рубахи застежку, бронзовый березовый листик с хрустальной капелькой росы, и протянул на раскрытой ладони Игорю:
– Вот. Это тебе.
Игорь осторожно взял такую хрупкую с виду, но неожиданно тяжелую и твердую вещь.
– Спасибо. Только вот отдарить нечем.
– Будет случай – отдаришь. Сдается мне, мы еще свидимся. – Инглор улыбнулся.
– Надеюсь.
Игорь смотрел, как растворяется в лунном сиянии его силуэт, как вспыхивает и гаснет тусклым светом под ногами у него туманная тропа. Вскоре он растворился в ночи, и ветер уже пах обычной листвой и влажной землей. И бронзовый котел на очаге стал обычным закопченным каном, очаг – просто костром, да и круг стал распадаться, потому как певица устала.
Но листок на ладони остался прежним, и капелька хрусталя влажно дрожала в лунных лучах.
Вернулись все в лагерь немного печальные, а Игорь еще и придавленный мрачными размышлениями. Заснуть он не мог, потому долго сидел у костра, думая о Той Стороне, о том, как там все может быть. Кэт тоже сидела у костра, закутавшись в спальник. Нилакарна дремал у нее на коленях.
– А там, у вас, есть три мушкетера?
Кэт встрепенулась, ответила не сразу, соображая, о чем ее спрашивают.
– Нет, – покачала она головой. – У них законченная история. Они были. Законченную историю можно расширить, дописать, расцветить, переставить акценты – но не изменить.
– Легче уничтожить, чем переписать заново… Хотя сейчас переписывают, и вроде даже успешно… – проговорил Игорь.
– Но ты не переживай, – сказала Кэт. – Мушкетеры всегда находятся новые. В подражание прежним.
«И если историю мушкетеров уничтожить, то для нас это будет незаметно. Мы просто не будем помнить, что они были. Даже не осознаем потери. А для них это – смерть. Полная смерть. Они теряют куда больше…» Он посмотрел на повалившуюся на «пенку» Кэт. Нилакарна лег ей на ноги, согревая. У нее было такое беззащитное лицо, что Игоря охватил порыв жалости.
«Их надо защитить», – подумал он.
«Опять лезу кого-то защищать», – пришла вторая мысль.
«А мне кажется, что это правильно», – отозвалась третья.
Он пошел спать, когда ночь повернула к рассвету, и Ли вылез из палатки, сменив его на добровольном посту.
Заснуть он не мог: слишком много мыслей кружили в голове, а сердце часто и тяжко колотилось в груди. Одно дело, когда реальность становится шире на каких-то зеленых человечков, даже многомерную Москву можно принять. Но когда твой мир вот так в одночасье расширяется до бесконечных, неизведанных пределов… Это не так легко переварить, даже если подспудно готов.
Это значит – все, что считал только мечтой, существует.