Девушка была очень бледна, красива, удивительно похожа на анимэшных вампирских дам. Темные очки дополняли образ. Мужчины ничем особым не отличались. Разве что были как-то совсем незаметны. Встретишь раз – потом и не узнаешь. Девушка читала какие-то стихи, полные черной ночи, крови, красоты, страданий, полета, серебра и желанной боли. Голос ее тихо звенел, как колокольчики Аида.
От Анастасии требовалось опять нечто непонятное. Нужно было постараться «настроиться» на стихи. Анастасия мало какие стихи любила, да и в подкорке сидел только страх за Катю и желание выбраться отсюда. Думать она больше ни о чем не могла, потому в конце концов вскочила, наорала и на девушку, и на безликих мужиков, и на психолога, выскочила и побежала к себе. Конечно же кончилось тем, что ей после доставленного в комнаты ужина сделали укол. Ну тем лучше, думала она, засыпая.
– Дура ты. Тебя могут вообще на иглу посадить. Ты должна сейчас, наоборот, быть тише воды ниже травы!
– Не могу я! Тошно мне здесь! Все неправильно!
– Пошли. Я обещала. Но что мы увидим наверху, я не знаю. Если нас никто не будет пытаться увидеть во сне – считай, пронесло. Мы будем видеть, нас – нет. Если же нас целенаправленно будут «снить», то… всякое может быть.
– Всегда можно умереть.
– Не всегда это спасает, – спокойно и страшно ответила Лана. Потом коротко улыбнулась. – Сны пока мое единственное убежище. Но, боюсь, ненадолго.
Они поднимались наверх легко, как часто бывает во сне. Почти летели вверх. Коридоры были спиральны, как в раковине. Как на старинных изображениях Вавилонской башни.
– Сколько раз здесь бываю, – обернулась Лана, – столько раз мне кажется, что она все выше и выше…
Они остановились перед широкой лестницей, торжественно-мраморной, застеленной алой ковровой дорожкой, как в старых советских учреждениях. Они поднялись по лестнице мимо огромного зеркала, в котором не увидели ни единого отражения – своего в том числе.
Коридоры были обшиты темным деревом, двери с бронзовыми тяжелыми ручками и латунными табличками с номерами и именами. И здесь было полно людей. Или не совсем. Потому что некоторые были со значками «Откровения», и шаги их были слышны, и за ними тянулись тени. А другие были без теней, и шагов их не было слышно. А иногда были просто тени.
А потом Анастасия задрожала и вцепилась в Лану так, что та едва не заорала.
Потому что мимо прошел муж. Покойник.
И от него тянулась тень, и шаги его были слышны, и в зеркале было его отражение.
Он шел, и перед ним расступались все, вплоть до теней. Он вошел в дверь в торце коридора и затворил ее за собой. Вскоре туда втянулись и остальные.
– Ты с ума сошла? – прошипела Лана.
– Это мой муж… Это сон… Он же умер…
Лана странно посмотрела на Анастасию.
– Он живой, – негромко ответила она. – Он здесь главный. Его зовут Эйдолон. И он не человек.
– Он мой муж! Он же погиб, я же… Надо поговорить, я… зачем? Почему он…
– Уходим. – Лана рванула Анастасию за собой. – Кончай истерику.
Глава 4
МАЙСКАЯ НОЧЬ, ИЛИ ЛУННОЕ КОЛДОВСТВО
Первые майские праздники 2005 года
Вот она, Госпожа Ночи, восходит на майское небо. Я люблю ее. Я вижу ее настоящий лик. Не планету, вращающуюся вокруг Земли, ату, мистическую Луну, которая проглядывает сквозь реальную. Ту, которую зовут Селеной. Или Дианой, Артемидой. У нее множество имен, но для меня она – Селена. В этом имени есть серебро и шелест ночной листвы. Я влюблен в нее с самого Начала, и потому глаза у меня полны расплавленного лунного света. В майские лунные ночи и в последние лунные ночи лета она, Госпожа моя, ближе всего к нам. И потому я просил у Господина Моего, чтобы несколько ночей в году принадлежали только мне.