Справа и слева от входа в стеклянных высоких витринах разложены были ожерелья и браслеты, серьги и кольца из серебра явно авторской работы, и другие браслеты и ожерелья, с самоцветами и без, грубоватые и похожие на ворохи тонких нитей, развешаны были на черном бархате за прилавком, и снизки бус – из янтаря и «соколиного глаза», нефрита и оникса, дымчатого хрусталя и аметиста, хризопраза и лазурита – свисают связками с крючков, на прилавке под стеклом теснятся кольца и серьги, а в особых лоточках без счету колец из обсидиана и нефрита и кулонов всяких форм из агатов и хрусталя, авантюрина и «тигрового глаза». Лавка сокровищ.
Кэт закрыла дверь, оставив за ней шум и суету, и облегченно вздохнула. Перебросила сумку с уставшего плеча на другое. Наклонилась над прилавком. Под левым рукавом у нее зашевелилось, и из песцовой опушки чуть-чуть высунулась граненая змеиная головка.
– Что желаете? – спросила продавщица, черноволосая и черноглазая красавица с соболиными бровями. Была она в каком-то невообразимом платье, словно сошла с персидской миниатюры. Пахло от нее розой, сандалом и корицей. – Серебро, жемчуг речной, бирюза туркестанская, самоцветы индийские… А вот, извольте взглянуть, уральские – малахит, змеевик, лазурит, селенит…
– Уральские?
Продавщица тут же достала унизанной перстнями и браслетами дивной красоты рукой из-под стекла плоскую, обтянутую черным бархатом подставку, на которой искрились кольца, серьги и кулоны.
В лавке было тепло. Кэт расстегнула дубленку и полезла в сумку за очками, забыв, что они в кармане. На прилавок выпали патрончик с помадой, авторучка, флэшка с отломанным ушком для шнурка, потом что-то металлическое. Блеснув под яркой лампой боками, медная ящерка пробежала по стеклу и юркнула на бархат. Замерла, поводя треугольной головкой с изумрудными глазками, и шнырнула в самый центр. Продавщица неодобрительно нахмурилась. А медная ящерка обхватила лапками малахитовый кулон и замерла.
– Ой, – сказала продавщица. – А смотрится-то как! Словно так и было задумано.
Кэт сняла с ткани подвеску. Овальная пластинка, с ушком для цепочки. Такие бляшки зашлифовывают тысячами, не глядя, и продают на развалах. Но нет, в этой удивительным образом текли черные в густой зелени прожилки и проступало что-то из глубины… Кэт двумя пальцами отцепила от подвески ящерку и присмотрелась. Да. Никаких сомнений. Только глаз мастера мог разглядеть в камне узор и вышлифовать, проявить, не добавляя ничего от себя. Зажатая в пальцах ящерка сучила лапками, мотала хвостом и головой.
– Беру, – сказала Кэт и посадила медную негодницу обратно на подвеску. Та вцепилась в края растопыренными лапками, кокетливо изогнула хвост и замерла.
– Мастерицы Данилкиной это работы, вчера только привезли. – Продавщица убрала подставку. – Зверушек вот тоже посмотрите.
Кэт обернулась и увидела на подставке рядом с прилавком большой стеклянный террариум. В одном отделении сидели нефритовые и бронзовые жабы, вялые по зимнему времени. А в другом под яркой лампочкой грелся целый клубок серебряных и медных змеек, дремали на плоском камне ящерицы, а перед стеклом чистил перепончатое крыло серебряный дракон в палец длиной. Хвост со стреловидным кончиком он отставил в сторону для равновесия.
– Редкий зверь, – сказала продавщица. – Желаете посмотреть?
Она надела толстую перчатку, подранную и пожженную, сунула руку в террариум и ловко ухватила дракончика за бока. Тот от неожиданности заверещал. Горка песка в углу зашевелилась, и из нее высунулась еще одна драконья морда, обладатель которой был в длину не меньше ладони. Кэт перехватила серебрушку у продавщицы – умело перехватила, под передние лапы. Дракончик пыхнул огоньком, как спичка, и сверкнул хрустальными глазками.
– Ой, какой ты грозный, – пропела Кэт, близоруко вглядываясь в добычу.
Дракончик изогнулся, обвил хвостом палец и вывернулся из хватки. Подумал-подумал – и обвился вокруг пальца окончательно, пристроил хвост, расправил крылышки.
– Значит, колечко… Беру.
– Выбор славный. Из страны Амаравати привезен! И ящерке вашей скучно не будет.