Скажи, ты ведь не такой, как те люди?
Кот устало зевнул и шагнул навстречу, давая понять, что он больше по части рыбы. Вот если бы минтая там или хека это он с удовольствием, а всякая человеческая философия ему не то чтобы совсем до фонаря, но, скажем, не близка. Поняв, что рыбы сегодня не будет, он осуждающе посмотрел на Макса и нырнул в подвальное окно.
Нет, ты не такой, сказал Макс ему вслед. Ты честный кот и не прикидываешься человеком.
Отвечать ему было некому. Макс постоял ещё минуту, вдыхая запах тополя, растворённый в ночном воздухе, и неторопливо пошёл через Литейный мост к Финляндскому вокзалу. Пройдя несколько метров, он засвистел мелодию из Jesus Christ Superstar, а ещё через пять минут он опять улыбался. Он шёл навстречу новому дню. Ещё одному дню свободы.
2. В цвете
С УЛИЦЫ доносился шум дождя. Ровно шуршали листья деревьев в саду, журчало в водосточной трубе, одиночные крупные капли срывались с кромки крыши и со стуком разбивались о бортик балкона. Всё небо без малейшего просвета было затянуто тучами. На востоке они были светло-серыми, а на юге с буро-синим оттенком, как будто в них капнули чернил.
Макс посидел немного, слушая, как сквозь шорох капель и журчание пробивается еле слышное бормотание телевизора за стеной у соседа, звук проехавшей вдалеке машины и гудок поезда, отправлявшегося со станции.
Похоже, это надолго, и большой прогулке сегодня не быть.
Он подвинул к себе телефон со следами недавнего падения синими полосками изоленты поперёк чёрного пластикового корпуса и набрал номер.
Марик, привет Да ничего Хочу снимочки отпечатать Присоединишься? Давай, я тогда иду растворы делать.
Он положил трубку, зажёг конфорку на плите и поставил полный чайник. Плита была новой и вместо чёрных куриных голов её переднюю панель украшали четыре нежно-салатовых и один огненно-красный кругляк. Алюминиевый чайник родом из семидесятых, не однажды сожжённый и отчищенный Максом, смотрелся на этой плите анахронизмом. Когда он засвистел, пустив струю пара в потолок, Макс вылил кипяток в наполовину заполненную холодной водой трёхлитровую банку, открыл дверцу кладовки, где отец оборудовал домашнюю фотолабораторию, и стал расставлять на столике колбы и мензурки. Потом снял с полки химические весы и постелил в их чашки по чистому кусочку папиросной бумаги. Сверяясь с рецептом, приколотым кнопками к дверце, он зачерпывал химикаты керамической ложкой из больших банок коричневого стекла с притёртыми пробками, сыпал их на весы и взвешивал, устанавливая большие и маленькие гирьки. Потом растворял реактивы в тёплой воде, строго соблюдая очерёдность. Когда раздался звонок в дверь, Макс размешивал стеклянной палочкой прозрачные кристаллы тиосульфата натрия в большой конической колбе. Он оставил раствор и пошёл открывать.
На пороге стоял его друг и одноклассник Марк, кучерявый кареглазый брюнет ростом метр восемьдесят три, обладатель мужественного античного профиля и совершенно неотразимой улыбки. Он был одет в наимоднейшие голубые индийские джинсы и белую обтягивающую футболку с надписью ABBA, а в руке держал зонт-автомат, с которого стекала вода.
Здорово! хлопнул он пятернёй в подставленную ладонь.
Заходи, сказал Макс, я уже почти закончил. Сейчас только отфильтруем и остужаться.
Какой проявитель? спросил Марик, склонившись над колбой.
Фенидон-гидрохиноновый, он даёт контраст, как я люблю.
Фенидон не оправдал моих надежд, сказал Марик и чихнул. Только метол!
Макс отфильтровал растворы, поставил колбы в ванну, взял из скрипучего деревянного ящика в тумбе под увеличителем термометры, сунул их в растворы и пустил холодную воду.
Всё, пошли пить чай, сказал он, вытирая руки.
Чай в такую жару? спросил Марк. Нет уж, есть кое-что получше.
Он вытащил из своей сумки большую бутылку с тёмно-коричневой жидкостью.
Квас? спросил Макс.
Разливной, из бочки, сказал Марик весомо, подняв указательный палец.
Они выпили по кружке.
Как жизнь? спросил Марик. Что у нас плохого?
Лето, пустая квартира, два шкафа книг. Чего же тут плохого?
Отец в экспедиции?
Ага.
Повезло. А мои дома сидят, как приклеенные, несколько разочарованно сказал Марик. Нет, они хорошие и всё такое, но бывают обстоятельства