Несколько минут Вика молча жевала салат, узнавая о голландской подоплеке чипов и хорошем совместном времяпрепровождении. Это некоторым образом меняло картину.
Я еще подумаю, пообещала Вика по окончании просмотра и получила от матери радостную улыбку и кексик с жидким шоколадом внутри на десерт.
***Тика принимала Анатолия Антоновича согласно всем традициям, но без удовольствия. Анатолий Антонович, как правило, представлялся ей в голубовато-зеленоватых тонах, как в скандинавских сериалах с сильной цветокоррекцией. Это производило на нее освежающее впечатление. В этот раз он предстал в оттенках сепии, как в сериале про войну в пустыне, отчего все казалось каким-то душным и жарким. Тем не менее Тика старалась сохранять обычный ход вещей: надела чулки и халатик, пахла вишней в сливках, улыбалась, поддерживала беседу, перетерпела прикосновения цвета красного песка, не сбежала из квартиры, пока Анатолий принимал душ, и, наконец, оказалась в кровати, ничем себя не выдав.
Перед ее мысленным взором были две картины одновременно. Одну занимал раздутый до размеров слона Анатолий Антонович, потеющий, набычившийся, нависающий над хрупкой фигуркой самой Тики в левом нижнем углу. Отвратительно! На другой было распахнутое в синюю даль окно, за которым виднелась та же хрупкая фигурка, вприпрыжку идущая к свободе. Прекрасно!
Единственная проблема второй картинки была в том, что Тика на ней шла и шла, но никуда не двигалась. Сразу за ее фигуркой даль совсем уже размывалась синевой. Может она выгнать Анатолия, который фактически лишил ее будущего в этом городе? Да. Может он тогда сделать гадость и отобрать эту квартиру? Тоже да. А если дом не рухнет? Получится, что она сама себя выселит?
Анатолий, продвигаясь к своему облегчению, обхватил ее руками поперек спины, сильно прижимал к себе и пыхтел в шею, а она смотрела в угол потолка и, почти ничего не чувствуя, думала о том, что с ним покончено, это факт, но нужно потерпеть и посмотреть, чем закончится дело с фундаментом. Если дом устоит, расстаться надо будет мягко, лучше оставить его в друзьях. Если же обвалится
Тика обнаружила, что созерцает себя в образе одной из супергероинь кинокомикса в последние секунды финальной битвы с главным негодяем. Тика себе понравилась. Она не знала, что этот образ восходит еще к Эриниям богиням мести и ненависти.
Впервые за вечер Тика улыбнулась, но Анатолий Антонович этого не заметил.
***Дома Анатолий Антонович, наподобие господина мэра, на полном ходу столкнулся с плодами прогресса, как влетевший в стаю гусей самолет.
А к кому ты заходил? спросила Марина, подавая на стол кабачковые оладьи и запеченные бараньи ребра.
К кому? как бы недопонял Анатолий, чувствуя, как гусиные тушки выламывают лопатки турбины в левом двигателе.
Я тебя ждала, посмотрела по чипу, ты часа два провел в шестом корпусе.
Анатолий положил в рот половину оладьи и, двигая челюстями, повел плечом. Дышал он с трудом. Прогресс, обернув горло удавкой, начал потихоньку вытягивать свободный конец.
К коллеге заходил. Обсудить кое-что пробурчал он сквозь кабачки.
Я и не думала, что у тебя тут кто-то живет, улыбнулась Марина и пошла поставить чайник. Я его знаю?
В ее голосе звучало столько искреннего недоумения, что баранина сбилась в горле в комок, вместо того, чтобы растаять на языке. Анатолий ее проглотил и как-то сгорбился над тарелкой. Две независимые картинки в его голове с жестяным скрежетом входили друг в друга, как два сталкивающихся океанских танкера. Вроде и скорость никакая, да из-за массы инерция непреодолимая. На краях картинок заискрило, затлело, потянуло горьким дымом.
Нет, сказал Анатолий и снова забил рот оладьями.
Он видел себя могучим, сильным, но опутанным цепями почти до полной неподвижности, вроде иллюстрации к древнегреческому мифу, скажем, о Прометее. Хотя если бы эту картинку вывести прямо у него из головы на принтер и показать людям, многие бы сочли, что скорее он похож на перевязанную для запекания в духовке курицу. Иногда впечатление сильно зависит от угла зрения, конечно. В картинку Анатолия, в образе клюющего печень орла, влезла Марина.
Все получится? спросила она. Ну то, что обсуждали?
Анатолий Антонович подумал, что теперь придется каждый раз объяснять задержки в шестом корпусе. Картинка с цепями разделилась, как амеба, и их стало две. Потом четыре, потом больше. Они выстроились в ряд и стали листаться, как страницы книги, если бывают такие толстые книги с одной и той же иллюстрацией на каждом развороте. Баранина забила пищевод и, кажется, заблеяла.