Эту датировку учтем: до 53 года до н. э. в латинском языке слова с корнем marg- для обозначения края, предела, не зафиксировано.
Любопытно, что в дошедших до нас произведениях самого Цицерона, мы трижды встречаем новый для латинского языка корень marg- (Cic. In Verr. II, IV, 1; II, IV, 5, 146 и Cic. Ad Brut. XXIII, 78) [4], но в другом латинском неологизме и общепризнанном заимствовании той поры: margarita. Однако об этом слове и его этимологии разговор отдельный.
Для обозначения понятия «край-предел» Цицерон пользуется привычным словом ora [5]. Любопытно и то, что великий римский оратор не использовал слово margo и во вновь отредактированных многочисленных переизданиях своих речей [6]. Полагаю потому, что слово margo при жизни Цицерона было не просто свежо, а резало слух, было слишком грубым, простонародным и, возможно, ругательным.
Не встречаем мы слов c корнем marg- и у Цезаря. Находим привычное слово ora (Caes. Comm. de b. G. III, 8; III, 16; IV, 20; VI, 39). А вот у военного строителя Цезаря Витрувия [7], мы уже видим формы marginibus, margines, margine, margo (De Arch. V, X, 3; V, XI, 3; V, XII, 4). Цезарь писал не для простонародья. Витрувий же писал для своих коллег, общественное положение которых было много ниже социального статуса Цезаря и его читателей. [8] Для Витрувия пользоваться языком народа было естественным.
Общепринятая сейчас этимология слова margo и корня marg- в латинском языке представляется мне неубедительной. Форчеллини в своем лексиконе опирается на авторитет Исидора (Isidorus Hispalensis) Сивильского (570 636), который через полтысячи лет выводил слово margo из mare: Nomen, quod Isid. videtur ducere a mare in illo 14. Orig. 8, 42: «Margo est pars cuiuslibet loci, ut puta maris, unde et nomen accepit.» [9]
Этимология Исидора нехороша, так как не объясняет ни как название моря вдруг стало обозначать край, берег, ни появление вдруг звука g в корне слова, называющего море. [10]
Похоже, что вопросом внезапного появления слова margo в латинском языке больше никто всерьез и не задавался. [11]
Полагаю, что внезапность появления в латинском языке слова margo указывает на его заимствование. И объяснение происхождения слова margo через заимствование представляется более убедительным, чем умопостроение Исидора. Доказанное заимствование еще и объяснит быстрое распространение нового грубого слова.
Обогащение латинского языка заимствованными словами в то время было обычным делом. У Юлия Цезаря, например, встречаем такие заимствования: alces (лось), glaesum (янтарь), reno (пушнина, меха), urus (зубр) [12]. [13]
Показательна и редкость использования глагола I спряжения margino [14]. Вообще первое спряжение было излюбленным латинским спряжением и именно в него переходили глаголы, заимствованные из других языков. [15]
Примечательна также зафиксированная путаница с грамматическим родом и утвердившаяся со временем смена грамматического рода margo с женского на мужской, на исключительность которой обратил внимание А. Эрну [16].
Слово margo быстро потеснило в живой народной речи привычное латинское ora [17].
Откуда же в латинский язык могло быть заимствовано это слово? Заимствование margo из греческого языка, где корень μαργ- давно известен и продуктивен немыслимо: 1) μάργος бешеный, безумный, жадный, прожорливый; 2) μαργάω=μαργαίνω свирепствовать; 3) μαργόομαι делаться бешеным. [18]
Как греческое слово, обозначающее бешенство и жадность, могло бы оказаться в латинском языке со значением «край, предел»? Трудно вообразить.
Что же обогатило латинский язык новым корнем? Ответ представляется простым.
Летом 53 года до н. э. тысячи римских семей остались без кормильцев. Весной Марк Лициний Красс начал войну против парфян. В итоге сам Красс погиб, половина его 40-тысячного войска была уничтожена, а четверть попала в плен [19]. Враг отправил пленных в Маргиану.
Марг, Маргиана стала новым домом пленных на всю оставшуюся им жизнь. [20] Десятки тысяч их родных, оставшихся в Италии, одновременно узнали новое слово, обозначившее судьбу их плененных отцов, братьев, сыновей, и обогатили латинский язык новым корнем: marg-.