Длинный и узкий шрам на ноге я получил от него, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Он сколачивал свою первую банду, я отказался в нее вступить, пришлось драться.
Мне повезло: по дворовому закону мы дрались до первой крови. А другого паренька из нашего двора нашли потом в реке ниже по течению с множеством ран на теле, поэтому лично я плакать по Шарику не буду…
— Ты, я думаю, ни при чем, но проверить все равно надо. — Филя зевнул. — Если повезет, то информация, как говорят, не подтвердится.
Хороший тогда у тебя сегодня будет день, счастливый, можно сказать, день твоего рождения, а все потому, что я добрый. Сейчас ребята с твоей квартиры приедут, проверят, действительно ли пил, узнают с кем, может, сразу и отпустим…
— Узнать бы еще имя хорошего человека, который так захотел моей смерти, — я посмотрел на яркую лампу над головой, свет резал глаза. — Этот нехороший человек направил вас ко мне, заставил работать, бить дубинкой. Вы бы мне его имя сказали, а я бы направил ему отдельную благодарность от вашего имени…
— Благодарность ему твоя ни к чему, но в память о Шарике кое-что скажу. Он как-то высказался, что ты нормальный парень, не трус.
— Так оно и есть, — согласился я. — Только о Шарике я такого сказать не могу, хоть и дрались часто…
— Тебе бы лучше помолчать, — недобро усмехнулся Филя. — О покойниках либо хорошо, либо ничего. А подсказали нам добрые люди, что был ты вчера в роще, где Ольгу убили.
Имен не назову, ни к чему тебе они — морду им бить не пойдешь, характером не вышел, хоть и говорили о тебе всякое, но у меня глаз наметанный — слабак ты!
— А я там действительно был? — меня снова начинало лихорадить, еще немного и пальцы начнут дрожать так, что звяканье от наручников станет слышно не только в подвале, но и во всем доме.
— Это я у тебя спрашиваю. Если заходил в рощу, то с какой целью?
— Обманывать не стану, может, и заходил, — выдохнул я устало. Меня снова начало мутить. — Только ничего не помню, свойство у меня такое — как выпью, так без памяти…
Мог ли Шарика убить? Не знаю. Но причины его убивать у меня не было. Наши дороги с ним уже лет десять не пересекались…
— Подтверждаю, — донесся с другого боку откуда-то из темноты голос Кости. — Стоит этому придурку выпить грамм сто, никогда потом ничего не помнит. Ребята как-то квасили с ним вместе, так он один пятерых так отделал, что те в больницу попали, а на следующий день все забыл…
— Было такое? — Филя снова ударил по трубе, у меня внутри от этого все заурчало. Зря это он так близко ко мне стоит. Понимаю, напугать хочет, но все равно зря. Еще немного, и не выдержу…
Потом же не отмоется, а запах рвоты — очень стойкий, дорогого мыла много переведет…
— И этого не помню, хоть рассказ об этом слышал, — покивал я. — Но знаю, меня лучше не поить.
— А если ничего не помнишь, то может, в долг нам дашь? — ухмыльнулся Филя. — Всегда хотелось у кого-нибудь занять, а потом не отдавать. А то и квартиру подаришь? Я тебе налью, к нотариусу съездим, ты мне бумаги подпишешь, а завтра ничего и не вспомнишь…
— Подарит все, что у него есть, — подтвердил Костя. — Только нет у него ничего, квартира записана на сестру. Недействительны будут бумаги. Мы проверяли, хотели сами его раскрутить…
— А… все равно нормально, — заржал Филя. — Если ему сейчас в глотку грамм сто влить, то он даже и не вспомнит, что мы его в подвале держали, так, что ли?
— В этом не сомневайся! — кивнул Костя. — Проверено. И не вспомнит, а если ему сказать, что он твой кулак своей кровью испачкал, еще и станет извиняться.
— Прикольно, — ухмыльнулся Филя. —
Испробуем обязательно, только пацанов дождемся.