На следующее утро после обожествления опрометчивого философа Фафхрд проснулся с первыми лучами жаркого солнца, скользнувшими по плоской крыше, где они с Мышеловом решили переночевать. Лежа молча и недвижно, подавляя желание слабым голосом попросить кого-нибудь купить мешочек снега у ливанцев в белых бурнусах (солнце над ними щурилось даже в этот ранний час), чтобы охладить гудящую голову, Северянин приоткрыл один глаз и увидел то, что в своей мудрости и предполагал увидеть: Мышелова, сидящего на корточках и устремившего взгляд на море.
– Сын колдуна и ведьмы, – обратился к нему Фафхрд, – похоже, нам снова придется прибегнуть к нашему последнему средству.
Не оборачиваясь, Мышелов неторопливо кивнул.
– В первый раз мы едва остались в живых, – продолжал Фафхрд.
– Во второй раз мы отдали души Иным Существам, – подхватил Мышелов, словно друзья пели утренний гимн Пепле.
– А в последний раз у нас отобрали светлую ланкмарскую мечту.
– Он может втянуть нас в такую попойку, что мы не проснемся лет пятьсот.
– Он может послать нас на смерть, и мы возродимся лишь через два тысячелетия, – продолжал Фафхрд.
– Он может показать нам Пана [в греческой мифологии божество стад, лесов и полей, способное вселять в людей беспричинный ужас (отсюда выражение «панический страх»)], или отдать нас древним богам, или зашвырнуть к звездам, или заслать в подземелья Квармалла, – заключил Мышелов.
Несколько мгновений длилось молчание.
Потом Серый Мышелов прошептал:
– И все же мы должны посетить Нингобля Семиокого.
И это было воистину так: как правильно догадался Фафхрд, душа Мышелова парила над морем в мечтах о темноволосой Ахуре.
6. Нингобль
И вот друзья прошли заснеженный Ливан и украли трех верблюдов – они приняли мудрое решение увести их у богатого землевладельца, который вынуждал своих арендаторов возделывать голые камни и засевать берега Мертвого моря, – мудрое потому, что предстать пред очи Наушника Богов с грязной совестью – дело гиблое. Через неделю страшной болтанки по пустыне – недели буквально огненной, когда Фафхрд проклял богов племени Муспелльхейма [в скандинавской мифологии – огненная страна, существовавшая еще до начала творения], в которых он, впрочем, не верил, – друзья добрались до Песчаных Гребней и Великих Песчаных Воронок и, со всеми предосторожностями миновав их, пока они вращались довольно лениво, забрались на Скалистый Остров. Как человек городской Мышелов заклеймил Нингобля за то, что тот обитает в такой «богом забытой дыре», хотя предполагал, что Торговец. Новостями и его подручные пользуются более удобной дорогой, чем та, что предназначена для посетителей, и так же, как и Фафхрд, знал наверняка, что Ловец Слухов (в особенности ложных, как наиболее ценных) должен обитать одинаково близко как к Индии и бескрайним садам Желтого Племени, так и к варварской Британии и воинственному Риму, как к дышащим испарениями трансэфиопским джунглям, так и к таинственным пустынным равнинам и достающим до звезд пикам за Каспийским морем.
Переполняемые надеждой друзья стреножили верблюдов, взяли факелы и безбоязненно вступили в Бездонные Пещеры: опасность заключалась не в самом визите к Нингоблю, а в мучительной притягательности его советов, которая была столь велика, что человек следовал им независимо от последствий.
Тем не менее Фафхрд заметил:
– Земля разверзлась и поглотила дом Нингобля, но он застрял у нее в глотке. Только бы у нее не началась икота.