Будь эта девушка испорчена и цинична, она бы сразу прикинула, сколько пользы для себя могла бы извлечь, положась на благорасположение богатой благородной дамы и что смогла бы выторговать для себя — денег или свободу. Химена ждала чего угодно, но только не того, что Лаэтри попросту бросится к ней в объятия и горько разрыдается.
— Ну что ты, деточка, не надо! — растроганно воскликнула Химена. Что ей теперь оставалось? Она ласково гладила спину девушки и пыталась ее успокоить. — Ведь не все думают, что ты одна во всем виновата. Разве виновата ты в том, что полюбила дурного мужчину, что ты отдавала ему все, чего бы он у тебя ни попросил, как поступаем все мы, когда любим? Это не твоя вина, вовсе не твоя, во всем повинен он. Он виноват в том, что соблазнил тебя не любя, чтобы потом продать, как вещь!
Самые горькие рыдания унялись, и Лаэтри нашла в себе силы отстраниться и вытереть слезы с лица подолом платья.
— Но откуда же... откуда вы знаете все это про меня?
— А ты думаешь, что ты — единственная хорошенькая девушка, с любовью которой вот так жестоко обошлись и которая прельстилась красивым лицом и медоточивыми речами какого-то мерзавца и в итоге стала его рабыней? Бедняжка! Не ты первая и вряд ли станешь последней! Это старая история, очень старая, но сердца женские так ранимы, что еще долго эту историю будут рассказывать. Ну а теперь осуши свои глазки и расскажи мне правду о том, в чем тебя обвиняют.
Химена опустилась на принесенный с собой раскладной стул, а Лаэтри указала на кучу соломы, служившей девушке постелью. В камере не было ни стула, ни даже табурета. Лаэтри опустилась на солому с такой неловкостью, что Химена задумалась о том, сколько же ей лет — шестнадцать, семнадцать? Хотелось верить, что хотя бы девятнадцать, но в этом Химена сильно сомневалась.
— Ну, скажи мне, какие из этих синяков оставил принц?
— Вот этот. — Лаэтри показала на шишку на лбу. — И еще — вот эти. — Она оттянула ворот платья и показала Химене пять лиловых отметин в том месте, где слишком сильно сдавила ее грудь грубая рука. — Есть еще, в других местах. — Она опустила глаза и зарделась от стыда. — Не будете же вы смотреть.
— Могу представить, — сочувственно проговорила Химена. — Так он бил тебя и до того, как обнаружил, что у него пропал кошель?
— О да, бил, — кивнула Лаэтри и прижала руку к груди. — А что кошель пропал, так это он понял, когда одеваться стал. Как завопит: «Воровка!» — и кулаком меня по лбу огрел. — Девушка поежилась, вспомнив жестокий удар. — Я закричала и бросилась вон из комнаты, а он поймал меня у лестницы и толкнул, и я покатилась кубарем по ступенькам, а он все орал, требовал свои деньги и воровкой меня обзывал. А потом между нами встал Паргас и уберег меня.
— Только до тех пор, пока Паргас не решил продать тебя другому садисту, — мрачно произнесла Химена. — Что ты помнишь о драке между Паргасом и принцем?
— Принц обвинил меня в воровстве. Я сказала, что не брала его денег, а Паргас сказал принцу, что если я говорю, что не брала, то это так и есть. Принц ударил Паргаса. Ежели бы сразу было ясно, кто он такой, так Паргас ни в жизнь бы ему сдачи не дал, а он-то не знал, с кем схлестнулся, и потому выхватил свои дубинки и замахнулся и принца по руке стукнул. Принц как завопит от злости и кинжалом Паргаса в левую руку уколол. Паргас дубинку из этой руки выронил и стукнул принца другой дубинкой. Тот взвыл, попятился и снова пошел на Паргаса с кинжалом, но Паргас заслонился дубинкой. Потом они еще раза три друг на дружку замахивались, но ни один, ни другой не попали, а потом принц заорал жутко так, спину выгнул и упал на пол. Мой мужчина тогда руки раскинул и меня собой закрыл, чтоб защитить. Ну а тут сержант и еще один господин из благородных стали всех спрашивать, как это вышло.