Эсгель напряглась и вспомнила. К рассвету она добралась до подножия гор. Там на нее напал огромный рхар. Последнее, что она помнила, это как тот хвостом прибил её к скале. Действительно, жива осталась чудом огромные шипы черного хвоста вонзились в скалу, не попав в её тело.
Где? только и хватило сил спросить.
Ты в моей отшельничьей берлоге далеко на севере, юная надьяра. А рхар твой неподалеку охотится. Он будет рад узнать, что ты пришла в себя спустя всего четыре дня.
Кто ты? Эсгель совсем плохо соображала. И уж тем более не была настроена на шутки.
Хороший вопрос, услышала она. А кто ты?
Эсгель, ответила она. Хэккийка.
Таэль, сказал тот. Отшельник.
Её обволокла усталость, и она провалилась в пучины сна. Ей снился Драконий Клык. Этот остроконечный замок на самом краю северного Княжества. На него надвигалась снежная лавина такой величины, что даже Летний Дворец, находящийся за многие мили от Клыка, был бы погребен под снегом. На балконе самой высокой башни стоял Раэль, укутанный в меха. Глаза его были невыносимо печальны. Эсгель проснулась. Беспокойство поглотило все её мысли, кроме одной нужно возвращаться. Как можно скорее.
Она села. В голове слегка помутилось. Она сморгнула и огляделась. Вполне благоустроенная пещера. Не вписывалось в обстановку только одно горы книг. Эсгель осмотрелась внимательнее. В самом дальнем и укромном углу стоял небольшой черный сундук, подобный походным сундукам хэккийцев. Откуда он здесь? И кто такой этот отшельник?
Скрипнула деревянная дверь. Девушка увидела высокую фигуру в черном плаще с капюшоном и меховых сапогах, на которых появились капельки растаявшего от тепла снега. Он снял капюшон, и Эсгель уставилась на него во все глаза. Северянин! Белоснежные волосы были увязаны в хвост на уровне шеи. В левом ухе его блестела длинная сережка. Белые зрачки ярко-голубых глаз говорили о достаточно большом возрасте. Прямой нос свидетельствовал о чистоте крови. А чётко очерченные губы были просто украшением его мужественного, благородного и умного лица. Он снял плащ и повесил его на крючок. Черный хенсай был оторочен белым мехом, через плечо висела небольшая кожаная сума.
О, надьяра, я рад, что вам стало лучше, улыбнулся он, снимая сумку.
Не может быть, только и сказала девушка. Северянин поднял брови, разбирая сумку. Он извлек оттуда пучок какой-то травы, придирчиво на него посмотрел и отложил в сторону.
Может, кивнул он. Кровь рхара не сможет поставить на ноги только мертвого.
Эсгель в испуге поворочала языком во рту. Ничего страшного не ощутив, она отрицательно покачала головой.
Я не об этом сейчас.
А я об этом, он посмотрел ей в глаза и бросил хенсай. Ходить лучше в одежде, не правда ли? А то холодно.
Эсгель была готова провалиться от стыда, хотя большую часть её тела покрывали бинты. В душу закрался доселе неведомый ей испуг за свою женскую самость, так старательно ею игнорируемую.
Надьяра, укоризненно посмотрел на нее отшельник. Я, конечно, чудак, но не сумасшедший. Я не хочу, чтобы мужчина, которому позволила обнимать свое тело взрослая хэккийка с тхинаком, оторвал мне голову и по кусочку скормил бы рхару.
Эсгель не знала, удивляться ей или смеяться. Северянин посерьезнел и поднял брови.
Как я узнал? На руки посмотри.
Она покорно опустила глаза на перевязанные предплечья. На коже, не покрытой бинтами, серебром проглядывал узор. Она такого раньше никогда не видела.
Это большая редкость, как бы отвечая на её мысли, продолжил отшельник. Дар Белого Дракона любящим сердцам, что подарили себя друг другу если с одним из вас что-то случится, другой непременно об этом узнает. Узор начнет темнеть.
Он снял перчатки и закатал рукава. Узор был черным.
Она погибла, сказал северянин. Очень давно. А меня не было рядом.
Простите, надьяр, тихо сказала она. Он отмахнулся и занялся приготовлением какого-то отвара. И тут она глазам своим не поверила на поясе у него висел тхинак. Как это она его раньше не заметила? Сомнений быть не могло. Это был именно тот самый Таэль, которого все считали погибшим. Глава?
Давно уже перестал им быть, пожал плечами Таэль.
У ветви по-прежнему нет Главы, начала сердиться Эсгель. Её дядюшка был жив-здоров, а ветвь Хэку переживала не лучшие времена. Не говоря уже о Великом Князе, свято чтившем память погибшего.