С громадным усилием над собой он приблизился к знакомой, миловидной женщине в железнодорожной форме, стоящей рядом с вагоном.
Девушка, не одолжишь десятку до получки? спросил Костыль с естественной улыбкой, стараясь выслужиться перед своим двойником бандитом, лежащим в купе и жаждущем сытного обеда, охранявшим ценные «книги».
Могу предложить погрузить два мешка угля в топку про запас. Заплачу ровно половину Но могу накинуть рубль за труды, ответила проводница трезво, зная по опыту, что ничего так просто не бывает.
Согласен, с неохотой пробурчал Костыль, заметив в толпе приближавшегося к нему Пономаря с пустыми руками.
Сейчас подъедет тележка для наших внешних дел. Тогда можете приниматься за работу.
Ты, фраер, будешь мне помогать. Один мешок с углём затащишь сам, отчётливо шепнул бизнесмен с криминальным прошлым своему подельнику и соседу по купе Пономарю с угрюмым лицом, строптиво стоящему рядом.
Ну, ты и лихач! перейдя на чистый русский, без акцента, согласился «помощник».
Открытая, железная тележка с грузом подъехала через несколько секунд с карщиком в черной форме за рулём.
Забирай, тебе говорят, сказал карщик с усмешкой, обращаясь как рабочей силе к нанятым наглым бандитом, стоящим особняком, с опаской оглядывающимся на пассажиров рядом с проводницей.
Поняв смысл сказанного, согнувшись в три погибели, подельники затащили в вагон, погрузив по очереди друг на друга, по мешку угля, требуемого про запас, за сравнительно небольшую плату, обрадованные, что внешний бизнес не оставил их голодными.
Карщик проехал дальше к почтовому вагону, выгружая самостоятельно посылки, передавая мешок с письмами и ценными бандеролями, не ведая, что в одном из вагонов находятся иконы исторической ценности в таких же мешках, но без сургучной печати и крепления.
Вот ваши заработанные деньги, сказала проводница безразлично, протянув по трёшнице каждому подельнику.
Те с неподдельной радостью кинулись покупать у лоточниц ведро зелёных, сочных яблок, копчёную рыбу, от которой шёл изумительный аромат, и пирожки для главаря банды Цезаря разработавшего план налёта на храм.
Это первый и последний рабочий день в моей шикарной биографии, прошептал на ухо с укором каждому своему подельнику Костыль тридцатисемилетний бандит, глубоко заблуждаясь, так как милиция организовала активный поиск гангстеров, а после ареста они обязательно должны были быть водворены в места лишения свободы и отправлены на тяжелые, подённые работы по статьям уголовного кодекса.
Но пока они ехали полные изощрённых мечтаний и фантазий на организацию продажи на рубли или обмена на валюту икон, чтобы «почувствовать себя на седьмом небе среди серой толпы», как любили они сами постоянно повторять заветные слова каждому встречному-поперечному, в том числе и своему соседу по купе Заварзину, ругавшего себя всеми красочными эпитетами, что поторопился покидать родных в Великом Устюге, а теперь лежащего и ждущего нового покушения на свою жизнь или, что ещё могло быть хуже, смерти при невыясненных обстоятельствах в купе поезда.
Хотя у каверзных бандитов было совсем иное на уме. Они совершенно не хотели связываться с пенсионером с маленьким доходом, у которого ничего не было за душой кроме собственного возраста и отличного взгляда на окружающую обстановку, моментально заметившего, что в мешках находятся какие-то древние реликвии. Об этом недальновидные бандиты не раз говорили ему, когда проживали в его доме, что «намерены ограбить Оружейную палату и весь Кремль, а потом укатить на Багамы, а там погреться в тени пальм и развлечься под палящим солнцем на пляже с хорошенькими девушками в бикини», к кому они всецело не были равнодушны.
Вы, что здесь, спортивный инвентарь разложили? скромно, но с достоинством спросил старик Заварзин одного из своих попутчиков, когда они наелись досыта яблок и рыбы, а он полез под сиденье за вещами и продуктами к чаю, наткнувшись на мешок со старинными иконами.
Это наше дело. Не лезь, куда тебя не просят, дед, пригрозил Цезарь лениво, не вставая с места.
Извините, что побеспокоил, господа, подозрительно сказал навязчивый старик, снова принимая позу спящего человека, теряя от страха аппетит рядом с хладнокровными убийцами.
Вот так-то лучше будет, самодовольству и тщеславию Цезаря не было предела, всю свою сознательную жизнь мечтавшего сделать карьеру на криминальном поприще.