По идее, это она бы должна читать нам божественное, жития святых, или еще какую чудь, а она…
– Да тише ты, опять сейчас наорет…
– Слушай, точно как в школе, да? Жил и не думал, что за миску бесплатного супа вернусь в прежнее униженное состояние…
– Это точно. Но ты потише. Можно же так кемарить, без храпа. Сколько там до обеда?
– Скоро уже. А ты что, думаешь, ты не храпишь? В каждой ноздре по свистульке.
– Да? Что, серьезно?
– Ну, это еще не храп, но сопишь знатно.
– Титус Август!
– Все, молчу я, молчу. Это с голоду…
Суп гороховый оказался наваристым, вторым блюдом прыгнула в желудок отварная рыба поверх настоящего картофельного пюре, а чай оказался пресным и полусладким.
– Это нам повезло с гороховым супчиком. Здесь на неделе в среднем пять дней постных, никакого тебе мяса и бекона, но на сахар и заварку – всегда жмотничают, даже и в скоромные дни.
– Да знаю я, – Сигорд улыбнулся новому товарищу, – я же здесь третий раз, я же тебе говорил…
– Ну а я сотый. Покурим? У меня есть заначка – пара штук.
– Опять заначка? Давай, Рокфеллер! При случае отдам, не забуду, не сомневайся.
– Да ладно… Вези скорей, а то после обеда сил моих нет – как курить хочется…
В приемке, в своего рода маленьком карантине, кроме них почти никого не было и никто не помешал им занять место в курилке у самого окна, с подоконником для Титуса.
– Поможешь барахло перенести? Матрас, подушку? – Сигорд ухмыльнулся и наморщил нос. Во всем мире люди одинаковы, хоть в обезьяннике, хоть в приюте, хоть лягавые, хоть калеки…
– Слушай, Титус, ты вообще… Я бы тебе и без курева помог. Не стыдно, а? Подмазчик хренов.
И вдруг случилось небольшое чудо: Титус Август смутился, аж уши заалели.
– Ну, извини. Привычка, что никто нигде никогда ничего никому «за так» не делает. Ты, я вижу, не из простецов, интеллигент?
– Был интеллигент, теперь я бомж. Почему так – не помню.
– Да я и не лезу с распросами. Я вообще не имею этой привычки – лезть в чужую душу. Дети есть?
– Есть. Сын, дочь.
– Взрослые?
– Да.
– А жена, родители? – Сигорд опять оскалил остатки зубов, но уже с некоторым раздражением, без улыбки.
– Это ты так-то не лезешь и не имеешь таких привычек, да? Не помню, я же тебе внятно сказал. – Сигорд не докурил почти треть сигареты и швырнул ее в унитаз.
– Ну все, все… Чего ты сразу распсиховался…
– Ничего. Я же тебя не спрашиваю? Не расспрашиваю.
– Это потому, что ты боишься.
– Чего это я боюсь?
– Что я начну подробно отвечать.
Сигорд прислушался к себе, засопел, не выдержал и рассмеялся, атмосфера разрядилась.
– Это ты верно меня пришпилил, не выношу чужих рассказов о «поломатой» жизни, да и сам помалкиваю. Я лично всем доволен.
– Оно и видно. Ну что, поехали обустраиваться? Ты что себе планируешь?
– Залезай. Ничего не планирую, завтра отсюда сдергиваю.
– А спасение души и тела? Ты же их уверял, что хочешь получить работу и крышу над головой?
– Я солгал.
– Да? В этом вместилище святости ты посмел солгать? Ну и?..
– Дальше буду бомжевать, есть у меня точка, пока живу, а там видно будет. А ты?
– У-у… Смотри, в черный список занесут, фиг потом у них переночуешь. Я здесь на неделю как минимум. Пока мне Пиночет колеса починит, да пока я более-менее отъемся здесь… Они меня знают, я калека без фуфла, алкоголизмом не отягощен, воровать толком не выучился… – Титус притворно вздохнул.
– А учился?
– Куда мне? – Титус вытянул руки ладонями вверх – две огромные сплошные мозоли подковами. – У меня же обе руки заняты, я ими хожу по белу свету, тележку свою катаю. Да, теперь я сюда, на побывку, а пока баба моя пусть от меня отдохнет недельку, а я от нее.
– Так у тебя что, и баба имеется?
– Регулярно имеется.