Даниил Шишкин - Дубль 2 стр 2.

Спасибо всем, кто вдохновил меня на создание этой книги, независимо от того, встречался я когда-либо с вами или, к сожалению, нет!

PS: Хоть бы раз первый дубль подошёл

ЧАСТЬ 1

I

Грохот столичного подземелья эхом раздавался в ушах пассажиров. Седой монах, опираясь на тросточку, усаживался на место, предложенное пятилетней девочкой. Она ответила взаимностью на улыбку старичка в тёмной рясе и посмотрела вверх на маму, будто спрашивая о правильности своего поступка. Напротив затворника, оказавшегося в мирке нескончаемой суеты, сидел мужчина за пятьдесят, по-профессорски всматриваясь в газету. Он постоянно поправлял синий галстук, вальяжно стряхивая пыль с желтоватого пиджака, и хмуро глядел сквозь очки, соблюдая преподавательскую осанку. К желтоватому пиджаку с подозрением принюхивался йоркширский терьер с бантиком на макушке, дрожа и озираясь на людей из хозяйской сумочки. Рядом с парнем, трагически затонувшим в телефоне, стояла светловолосая девушка с бумагами в руках и грустно смотрела в пустоту. В вагон зашли двое глухонемых, энергично жестикулируя друг другу и смеясь. При резком толчке поезда из всех пассажиров только они схватились за локти друг друга.

«Надо же, а ведь здесь только они могут спокойно понимать друг друга, не напрягаясь от шума»,  подумал худощавый молодой человек в джинсах, кроссовках, салатовой рубашке, тёмно-синей кофте и красной кепке. На поясе висела чёрная барсетка. Парень сидел напротив профессора и ручной собачонки.

Поезд в тысячный раз сменил прилипал-пассажиров. Вошла толпа китайцев и, по обычаю предков интонируя каждое слово, бурно залилась впечатлениями о северной стране.

«Делаешь зло  сердце бьётся, потому что боится последствий. Творишь добро  сердце бьётся, потому что просится в двери рая, открывшие для него в этот момент едва заметную щёлку,  промелькнуло в голове парня в кепке, когда он уступил место пожилому гостю с Востока.  Хм. Надо записать!»

Поезд выпрыгнул дельфином из туннеля в космос столичных светлячков. За стёклами было непроглядно-темно, что создавало ощущение, будто рельсы остались далеко внизу под поездом, парящим над рекой, которая пыталась светиться сильнее фонарей. Все, кроме ручной собачки, глухонемых и паренька в кепке, продолжили смотреть вниз, в телефоны, в пустоту или же вовсе спать. Всё тот же молодой человек на секунду слишком заметно для окружающих представил вагон доской для сёрфинга.

Он встал у дверей, достав из барсетки блокнот, и случайно уткнулся носом в букет цветов. Молодой человек глубоко вдохнул аромат лютиков, маргариток и сирени, посмотрел на часы и вышел из вагона, куда тут же забежал человек под градусом и выкрикнул что-то вроде: «С наступа-а-ающим!» Все  ну почти все  включая нашего пассажира, улыбнулись. Он прошёл с руками в карманах к эскалатору, после чего черканул в блокноте пару строк. Затем, подняв голову, приписал:

«Сравнение эскалатора с работой фабрики: люди, как детали на механической гусенице. Глаза смотрят под ноги, а душа  вверх из подземелья».

Его рука, держась за полоску перил, обгоняла талию незнакомой блондинки, побуждая своего хозяина самозабвенно перемещать улыбку к ушам и рисовать ямочки на бритых щеках. На выходе в полуоткрытый туннель с турникетами и кассами его рука всё же догнала нежную ручку блондинки, открывшую ему стеклянную дверь. Прикосновение попало в такт романтической музыки в наушниках, пробудив мурашки.

Паренёк с блокнотом шёл или, скорее, плыл под музыку на радио. Иван Балагуров работал там уже три года. Работать ему нравилось, потому что не нравилось работать. Весь ад пробивания стены кастингов он уже давно прошёл, так что можно было в определённой степени расслабиться. Больше всего ему доставляло удовольствие передавать приветы и включать запрошенную музыку, так как это требовало гораздо меньше хлопот, чем серьёзные эфиры. Раз в неделю он брал интервью у разных людей: от музыкантов до литературоведов. Балагуров иногда восхищался своим гостем, но часто ему приходилось мысленно играть с самим собой во время рассказа интервьюируемого  нет, не в скороговорки. Когда Ваня начинал подозревать, что эксперту не интересно всё это рассказывать, в мыслях возникало слово: «Бу!» Если таких «буканий» набиралось хотя бы три, Балагуров начинал едва заметно подтрунивать над беззаботным спикером, иногда выкидывая вслух каверзные вопросы.