Мы только закончили стену, способную защитить нас от ветров и эрозии почвы. Стена, как ты говорил, должна была послужить маяком, возвышаясь выше леса, дабы Атлантида могла найти нас! И снова в путь? возмутилась Елизавета, которая была снова на снастях. Такой гигантский труд!
Мы здесь уже несколько сот лет и Атлантиду, похоже, не дождёмся. Как и всегда, уходят не все кто хочет, могут оставаться и жить своей жизнью. Я никого не гоню. Но мы живем в лесу, как дикие звери, мне это не по душе. И эта наша стена смех один.
Я же знаю, как всё это происходит! Ты уйдешь и уведёшь с собой мою дочь, глаза у Елизаветы были на мокром месте. Как и все беременные, она слишком чувствительно воспринимала окружающий мир.
Дети, так или иначе, уходят из родительского дома, с этим ничего не поделаешь, Стрижевский крепко держал за руку Викторию. Они были как сиамские близнецы. И похожи и непохожи одновременно. Не проходило и дня, когда они вот так не держались за руки. Вместе везде и всегда.
Вначале оттого, что ребенок был маленький и опасности подстерегали на каждом шагу, а потом Стрижевский так привязался, что не мог доверить её кому-то, и беспокоился каждую минуту в разлуке. Так и повелось: и на охоту и на рыбалку, и на совет вождей она ходила с ним, словно важная персона, глава рода.
И тут, присутствуя на заседании совета, Виктория ни с того ни с сего встала и произнесла:
Хочу сделать заявление, пока не началась вся эта суматоха и сборы. Мне в этом году исполняется двадцать один год. Я собираюсь выйти замуж!
Стрижевский одёрнул руки и напрягся. Казалось, что он и не дышит вовсе.
Что ты говоришь? Я не позволю. Ты должна была сперва мне сообщить это твое решение! вырвалось из его груди.
Я знаю, что ты будешь против. Поэтому прошу Всеволода дать своё согласие, хитро посмотрела она на Стрижевского.
И на кого же пал твой выбор? Кх-х. С трудом могу себе представить! закашлялся от неожиданности Колесов, а Елизавета беззвучно смеялась в спину мужу.
Я выбираю Бориса, сказала Виктория с гордостью, беря руку суженного и прижимая к груди.
Стрижевский вновь перестал дышать и покраснел. Он всю жизнь воспитывал Вику как дочь, но никогда её дочерью не называл. Тайно любовался со стороны и бил себя по рукам за греховные мысли. Он не мог надышаться на неё и обожал последние годы, кажется, не только платонически. Вика была его Викой. Он так и говорил всегда: «Моя Вика». Никто и представить себе не мог, что Вика когда-то сможет выйти замуж. Её жалели.
Но, видимо, все здорово ошибались и девушка не пошла против судьбы, ломая копья и показывая характер, а выбрала простой путь быть с тем, кто дороже всех на свете, кого любила.
Я, конечно, безоговорочно даю своё согласие. Но разве не нужно спросить у жениха? Вдруг у него на примете кто-то есть! Я знаю как много у него поклонниц! Поделился бы, что ли
Я не поняла, а что с Софией не так? Елизавета приняла шутку за чистую монету. Она отдала дочь Софию, рожденную «бессмертной» в жены Колесову, и теперь сильно сомневалась в своем решении. Не подгадывая, по чистой случайности, две дочери она выносила в анабиозе. Одна, Анна, уже оставила её выйдя замуж «за границу». Её увез Джордж, когда европейская ветвь отделилась от них и ушла на родину.
В этот период Софья болезненно переживала свою первую любовь. Переболев, она стала холодной и высокомерной. Она корила мать за то, что та не дала ей выйти замуж в тринадцать, что её возлюбленный нашел себе другую. А потом, видимо из мести или вредности, окрутила и женила на себе влюбчивого Колесова.
Всеволод старался изо всех сил, но часто натыкался на холодную стену равнодушия. Самое надёжное средство в такой ситуации удариться в бега. Что, собственно, он и предлагал сейчас на совете.
Поднимаемся через месяц. Если вы сговоритесь, он вопросительно взглянул на Вику и Стрижевского, то через месяц сыграем свадьбу и в путь! выдал он свой вердикт.
Ночь в горах стояла по-осеннему холодная. Жаровня уже остыла и в маленьком домике гулял прохладный ветер. Стрижевский не спал. Виктория застала его врасплох этой неожиданной выходкой, и он по-стариковски смешно ворчал всю дорогу домой, не зная, как и реагировать. А ему по-прежнему, как и Колесову, не было и сорока.
Полночи он ворочался на жёсткой соломенной подстилке, а ближе к утру поднялся и, трясясь от холода, начал ходить туда сюда, раздувая угли в небольшой буржуйке. Заглянув к Веронике, он увидел что и она замёрзла, сжавшись клубочком, кутаясь и дрожа. Борис прижал губы к её раскаленному лбу. «Значит, не показалось», подумал он и побежал за мокрым полотенцем и ковшом с холодной водой. Отжал воду и приложил полотенце ко лбу Вероники.