Будь его воля, он оделил бы своим удовольствием всех людей в мире, и хватило бы на всех. Обидно, что остальное человечество не дожило до такого. Обидно… Бедные сапиенсы…
Беркут парил как птица. Клаус Даффи болтался снизу от него, сидя в люльке, сплетенной из прочных ремней и подвешенной к поясу Беркута. Клаус не боялся упасть. Он не боялся вообще ничего, потому что его нес по воздуху лучший из новусов этого мира, человек, крепкий как скала – Алексей Захаров, предпочитающий называть себя Беркутом.
Синие горы, изрезанные глубокими темными морщинами, увенчанные ослепительно белыми шапками снегов. Зеленые, ровные, кажущиеся сверху замшевыми луга и долины. Извилистые голубые змейки рек. Колышущиеся верхушки елей, пихт и сосен…
"Боже, спасибо тебе, – благодарно шептал Клаус. – Спасибо за то, что ты создал эту землю, и эти горы, и этот лес, и не убил их, как убил нас, людей. Смилуйся над теми, кто остался, и дай им шанс. Пожалуйста, ну чего тебе стоит?"
Лось, вышедший на опушку, поднял рогатую голову и удивленно уставился на огромную летучую мышь, порхающую в небе.
* * *
– Эй, прекрати немедленно, садист! – взвизгнул Клаус. – Ты с меня кожу сдерешь!
– Ничего, новая вырастет, – заявил Алексей, продолжая охаживать веничком несчастную спину Клауса. – Ты же у нас новус. Руну Здоровья ты освоил. Значит, заживет.
Клаус завыл зверем, спрыгнул с полки, вылетел из парилки, едва не вышибив дверь, и в изнеможении свалился в огромный чан с холодной водой. Клаус долго остужал пылающие уши, разглядывал пузыри воздуха, выползающие из его рта и поднимающиеся к поверхности. Наконец, он решил, что достаточно – вынырнул и обнаружил рядом Беркута, завернутого в простыню, развалившегося на лавке и очень довольного жизнью.
– Слабоват ты, дружочек Клаус, – заметил Беркут, – Изнежился у себя в Испании. Жаль, что ты приехал не зимой – я бы тебя еще голым по снежку прогнал. Очень хорошо поднимает жизненный тонус.
– Вы, русские – дикари, – фыркнул Клаус. – И способы развлечения у вас – варварские.
– Это точно… – Беркут потянулся к холодильнику, достал запотевшую бутылку, отвинтил пробку. – Хлебнешь?
– Что это? Пиво?
– Квас.
– Какая-нибудь очередная русская мерзость?
– Ага. Попробуй.
Клаус пил прямо из горлышка и никак не мог оторваться от бутылки, захлебывался от наслаждения. Кадык его ходил вверх и вниз, светло-коричневая жидкость текла по шее и груди.
– Эй, хватит, оставь мне. – Беркут отнял бутылку, приложился сам. – Ох, хорош квасок, ядрен! Хочешь, научу, как его делать?
– Хочу.
– А еще чего ты хочешь?
– Хочу остаться у тебя, – признался Клаус. – Я… Ну как это сказать… – Он вдруг засмущался, покраснел бы даже, если бы его распаренная багровая кожа могла покраснеть еще больше. – Ты не подумай какую-нибудь глупость…
– Мне не свойственно думать глупости. Ну, чего ты? Давай, говори.
– В общем, мне кажется, я нашел свое место. Место, в котором хотел бы жить. Ты же говорил, что я должен найти свое место в этом мире… Так вот, это место здесь.
– В этой бане? В этом чане с водой?
– В Сибири. На Алтае. В этом доме.
– Вот оно как… – задумчиво протянул Беркут. – Значит, здесь твое место. Скажи еще, что ты хочешь быть моим другом.
– Хочу быть твоим другом.
– Понятно… А еще, наверное, ты хочешь, чтобы я стал твоим учителем…
– В каком смысле? – Клауса вдруг бросило в холод. Пересидел, наверное, лишку в ледяной водице.
– Как в каком? В самом прямом.
– Научишь меня собирать свои машины?
– Ну, это слишком просто! – Беркут хохотнул. – В железках копаться и коза сможет, если ей копыта на пальцы переделать. Выше бери.
– Подожди. – Клаус сжал губы, упрямо мотнул головой. – Не надо об этом, Беркут, не порть все.