Похороны были огромными, насквозь светило солнце. Вся его часть из прошлого и настоящего состава пришла, весь подъем к Гиват Шауль (там захотели похоронить сына родители) был заставлен «суситами» и «ситроенами» с черными номерами и буквой צ, что значит ЦАХАЛ, кто не знает. Но вы, конечно, знаете. Пришли все знакомые, друзья, Лори с мужем, похожим на памятник Магеллану, пришла Мири из банка, пришли Хези, Йойо, Муса. Пришел тот математик и писатель, когда-то отдавший Толику на благое дело «Столичную» и бесценные банки балтийской кильки. Джеф Моисеевич держал за руку свою Бетти, не все понимая из того, что говорят и что вообще происходит.
У могилы, держась за сердце, Бетти неожиданно все переносила стойко, держалась хорошо, женщины, и вообще, очень крепкие люди, Джеф Моисеевич прошептал, что не может понять поступки Всевышнего. «Почему? Зачем? За что? Готеню, скажи?! Я не понимаю тебя».
Сын непонятно и внятно прошептал ему на ухо из своего неизвестного и непонятного настоящего: «Ты, папа, не говори никому, что я умер, хорошо?».
Рядом с Джефом Гарцем оказался Толик, никто его не отравил, не родился такой человек еще. Он был совершенно трезв, черного цвета, очень переживал, губы его тряслись. Он прошептал на ухо старшему Гарцу: «Ребе из Коцка сказал так: «Всевышний, которого может понять всякий комок слизи, не стоит служения»». И исчез. Джеф Моисеевич Гарц оглянулся: Толика нигде не было.
2020
Андрей Баранов
/ Яромаска /
Вне течений
«Без сожалений-угрызений»
Без сожалений-угрызений
я понял про себя давно,
что я из тех, кто вне течений,
из созерцающих в окно.
Бурлит река песком и мутью,
весною поднятой со дна
а я опять встречаю утро
по эту сторону окна.
Скворцы залетные: долой, мол,
мороз и зиму, и застой!..
А с горки шквал на них ОМОНом,
чтоб клюв не разевали свой!
Вороны каркают на рее:
Всё просто каррр!.. В моей тиши
есть кофе, греет батарея
грезь, лицедействуй и пиши!
Но слабым ветром в щель сомненья
сквозит предчувствие одно:
не вне и над, а по теченью,
как это, как там?..
Да, оно.
«Я ничего о них не знаю»
Я ничего о них не знаю
их назначенье и мотив.
Они как нитка шерстяная
то мостик в небо, то обрыв
И возвратишься в мир домашний,
такой уютный и родной
но крутишь, бормоча, вчерашний
обрывок в две строки длиной
«То пыль столбом, то вдрызг проселок»
То пыль столбом, то вдрызг проселок,
а по ночам в туман и тьму
Обычный заводской поселок
у моря только и в Крыму.
Завод торпедный (или что там?..),
но как Союз распался кряк!
ни бабок нету, ни работы
Пришла Россия да, ништяк,
но только летом.
Солнце даром,
рапан с лучком под шум волны.
А в зиму снова с «Солнцедаром»
Да, хорошо, что нет войны.
«Отсвет моря дальний, нежный»
Отсвет моря дальний, нежный,
краешек один,
незадернутых промежду
тюлевых гардин.
Или в вое злом шакальем
различает слух
не сдающееся, в скалы
бьющееся: «У-хх!»
А вот днем не вспомнишь даже!
Вайбер, интернет,
всё покупки да продажи
Будто моря нет.
А оно пускает зайчик
вскачь да по лицу,
как в углу забытый мальчик
шлет привет отцу.
«Жить в маленькой, пустой стране»
Жить в маленькой, пустой стране,
где все уехали,
и спальники стена к стене
черны прорехами
по вечерам.
По вечерам
еще пустыннее
Прими пустырника сто грамм,
прими пустырника.
Здесь очень медленный вайфай,
такой же медленный,
как этот ё. ный трамвай
по бывшей Ленина.
Здесь вам не там, парам-парам!
Поля простынные
Прими пустырника сто грамм,
прими пустырника
Здесь всё не так и все не так.
Здесь всё по графику
и чисто: ни дерьма собак,
ни букв, ни граффити.
А чтобы здесь, как было там,
нет мочи хочется!!!
Прими пустырника сто грамм.
Пустырник кончился
«Был в санатории январь»
Был в санатории январь
как будто и не с нами
Сквозь ели солнечный янтарь
слепил глаза снегами,
и воробьев драчливый хор
сюда прямком из детства!
Еще любил я темный холл,
весь в классиках советских,
но больше все-таки, впотьмах
едва надев футболку
в спортзал на цыпочках в носках
прокрасться в самоволку!
Там месяц пролился на пол
в проделанную дырку,
и с пола кони и козел
лакали врастопырку.
Турник и шведская стена,
веревка прямо в небо
И тишина все три окна!
А снега, снега, снега!..
Мне б трицепс прокачать и жир
порастрясти наспинный!..
А я замлевший пассажир
на полустанке зимнем.
Как будто голос изнутри:
«Проснись!» На лавке сел он
Там звезды или фонари?
и всё синё и серо
Состав стоит незнамо где,
как время. Но не сонно
а ясно так! И в животе
почти что невесомо.
И он не под, и он не над
он там! Ну, здесь он, то есть.
Ему вон подали канат,
остановили поезд!
А он сидит и смотрит вдаль
ни шага, ни полслова,
как будто вдруг зацвел миндаль
и он им зачарован.
А это розовый пожар
за ельником маячит
и этот странный бред и дар
по нычкам спешно прячет.
Часы тик-так!.. Состав толчок!
и дальше без заминок.
А вместо неба потолок
с железным карабином.
А я к жене, неся печаль
о том, кем я не стался
И трицепс я не прокачал,
и жир при мне остался!