Наверное, Орканр поднялся из глубин сознания, чтобы принять мое тело и защитить нас от возможного нападения – неважно, по правилам или вопреки им. Я снова пришел в себя в объятиях Пожирательницы: я стоял, уткнувшись лицом в ее платье из перьев. Не думаю, чтобы под ним что-то было. От ее тела не исходило ни тепла, ни холода. Прикосновение к ней не вызывало никаких ощущений.
Вскоре в темноте поплыли громадные фонари, качавшиеся, как волны Реки в полночь, светящиеся во время цветения водорослей. Фонари размером с дом на цепях свисали с облаков. Я слышал, как где-то вдали кричали орлы. Возможно, я даже видел солнце. Далеко-далеко, мерцая, оно светило сквозь облака, как потускневшая, кроваво-красная монета. Оно показалось на миг и исчезло.
С обеих сторон возвышались блестящие мраморные колонны – белые, черные, пронизанные жилками разных цветов. Казалось, чтонаних держится небо. Каменные колонны, сделанные людьми или богами. Не горы.
Однако Пожирательница Птиц по-прежнему шла вниз по неровному каменистому склону, а между мраморными колоннами параллельно с нами, но на некотором отдалении двигались закутанные в белые меха фигуры.
Неожиданно под ногами оказался пол, такой же гладкий, как и колонны. Повернувшись на руках у Пожирательницы, я посмотрел вниз и увидел собственное лицо, плывущее под темным потолком и взирающее на меня в удивлении.
И ее лицо я тоже увидел – бледное, как у Сивиллы, словно луна в ночном небе.
Каким– то уголком сознания, словно в полусне, я почувствовал, как Сивилла встрепенулась среди своих сетей, полных костей и мусора. Она держала в руках нить моей жизни, просто держала, наблюдая, как она уходит во тьму, словно рыбачья леска.
Я по– настоящему удивился, когда проснулся в своем собственном теле, не связанный никакими путами и не ставший ничьим узником. Меня разбудила боль -руки и ноги горели изнутри – ничего подобного я никогда прежде не испытывал. Я поднес руки к лицу. Пальцы были холодными и совершенно одеревеневшими. Я попытался заговорить, но из моего горла вырвался лишь хрип и страшный мокрый кашель. Мне потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить происходящее.
Справа от меня потрескивал огонь, распространяя приятный запах горящей древесины.
Меня не убили. Пожалуй, Пожирательница Птиц действительно сказала правду о разбойниках в пещере, или мои вторые «я» сумели меня защитить… Или же меня восприняли, как еще не прочитанную книгу – никто не посмеет убить меня, пока не выяснится, какими могут быть последствия. Еще один вариант – и это объяснение казалось наиболее правдоподобным – чародеи вне моего тела оказались столь же ревнивыми, как и живущие в нем. Все вместе они не позволили кому-то одному завладеть желанной наградой. И никому из них пока не удалось обхитрить остальных. На какое-то время мне позволили остаться в живых.
Но все же – о более насущном. Я лежал на мягкой кровати под меховыми шкурами и одеялами, и все же страшно мерз, дикие боли вернулись вместе со способностью чувствовать, а одежда на мне была мокрой – теперь я чувствовал это – тепло моего тела растопило снег, превратив его в воду.
Я чихнул, затем начал кашлять. Я совсем окоченел от холода. Это я понимал. Холод проник в меня до костей.
Я закрыл глаза и снова лег на спину, пытаясь все обдумать, но кто-то подложил руку мне под голову и помог сесть, а затем поднес чашку к моим губам. Напиток оказался теплым и сладким.
Яд? Скорее всего, нет. Ни один чародей внутри меня не почувствовал опасности. Нет, пока нет.
Я снова отключился, а когда проснулся в следующий раз, оказалось, что я возлежу на груде мехов, совершенно не способный к сопротивлению, хотя множество рук снимали с меня мокрую одежду, слой за слоем. В конце концов кто-то развязал на мне набедренную повязку и осторожно снял ее.