Словно со стороны, абстрагировавшись от происходящего, я заметил, как над моей голой кожей поднимаются слабые струйки пара.
(–Вернись в дом и оденься , – велела Лекканут-На. –Иначе заболеешь. Ты и так болеешь слишком часто. )
Я попытался сфокусироваться, привести мысли в порядок. Я явно о чем-то забыл.
Свалившись на пол, я потихоньку отполз от окна. Ледяной ветер по-прежнему обдувал меня. Я так окоченел, что двигался с трудом.
О чем же я позабыл? Я попытался, сконцентрировавшись, ухватиться за эту мысль, но она ускользала и таяла, какснег в моей руке. Я убил чародея. Что-то связанное именно с этим. Что-то должно было произойти, но так и не произошло…
Одетая в Смерть завопила внутри моего сознания. Я покатился по полу и заметался из стороны в сторону, заткнув уши, но так и не сумел заставить ее замолчать.
До меня наконец дошло. Убьешь чародея, и сам станешь чародеем. М-да. Самое элементарное правило черной магии. Я закричал своим голосом, потом – ее и понял, что она, вопреки всему, каким-то непонятным образом еще была жива только что, когда вылетела из окна, и умерла именно сейчас в глубоком снегу внизу.
Мы с ней стали единым целым, и теперь мое истинное имя былоКареда-Раза , что означало Огонь во Тьме, а в обычной жизни меня звали Гредама. Быстротечным потоком замелькали знакомые сцены: река, болота, лес из свай под деревянным городом.
Это шокировало меня больше всего остального. Гредама, Огонь во Тьме, родилась в Стране Тростников и когда-то плавала между теми же сваями под Городом Тростников, где играли, исследовали мир, открывали свои детские тайны и исполняли свои страшно важные обряды я и мои друзья.
Но ее детские игры весьма отличались от наших – она сдирала кожу с живых детей, после этого аккуратно отрезая им разные части тела, тщательно удаляя органы и члены, но сохраняя при этом жизнь и в совершенстве овладевая искусством пытки болью. В этом и заключалась сила ее магии – в агонии и боли других, в их мучениях и их увечьях. Это было и ее силой, и ее страстью. Она не знала ничего иного.
Еще маленькой девочкой она начала экспериментировать: вначале с животными, затем – с детьми своего возраста, а потом – с матросами, которых завлекала навстречу гибели, предлагая им себя весьма изощренными способами. Временами она становилась ужасом, приходящим в ночи, от которого не спасались ни богачи, ни священники, ни правители, оставляя за собой содранную кожу, скальпы, лица или гениталии, прибитые к дверям гвоздями.
То, что я сделал с чародеем заргати, Собачьей Мордой, казалось ей шуткой, детской забавой. Она-то сама выделывала кое-что похуже еще до того, как ей исполнилось лет десять. В двадцать лет к ней явился Сюрат-Кемад, благословивший ее и даровавший ей тайное имя. После этого она стала на равных общаться с эватимами, разговаривая с ними на их языке, так как была доверенным лицом Повелителя Смерти – он посвятил ее в свои тайны, которых не знал ни один смертный. И такую жизнь она вела не одну сотню лет, став такой, какой была, когда я столкнулся с ней.
Теперь же она стала частью меня и яростно свирепствовала внутри моего сознания, грозя ошеломить всех остальных живущих внутри меня своей ничем не разбавленной злобой, выливая на них злорадные воспоминания о тысячах жертв, по-прежнему страдавших живыми где-то вдали, ослепленных, с содранной кожей, сжигаемых на медленном огне и неспособных умереть . Это доставляло радость Гредаме или Кареда-Разе, которую Секенр не совсем точно назвал Одетой в Смерть. Нет, она была Пожирательницей Боли. Боль была для нее и источником наслаждения, и всей ее жизнью.
Вскрикнув, я вслух воззвал к отцу, к Бальредону, к Сивилле, ко всем, кто мог освободить меня от ужасабыть Кареда-Разой. Но мои слова так и остались пустыми звуками.