Это был храм смерти, а стоявшие в портике вместе со мной оказались трупами или призраками – в общем, останками неосвященных мертвецов, собиравшимися в храме к этому часу, чтобы примириться с богом. Но двери были заперты. Жрецы давно разошлись по домам. Портик теперь стал частью Лешэ, областью на границе между сном и смертью, откуда приходят видения.
Вокруг меня говорили на языке мертвых:
– Братья, мы скоро найдем Ваштэма. Я чую его запах. Он совсем рядом.
– Предатель, богохульник, вздумавший скрыться в утробе Сюрат-Хемада.
– Ваштэм, осмелившийся порочить даже Священное Имя.
– Ваштэм, который воплощается во многих других.
– Мы скоро будем отомщены.
– Пусть он станет одним из нас. Это будет началом его наказания.
В страхе я плотно сжал ладони, гася пламя.
– …близко…
– …очень скоро…
– …его ожидают мучения…
Теперь гроза бушевала уже прямо у нас над головой. Когда вспышки молний освещали город, становилось светло, как днем. Я видел всю длинную улицу, выходившую на площадь, где проходил праздник, а наверху – множество крыш далеко, далеко…
Трупы повернулись ко мне, как гирлянды из лент и листьев на ветру.
В этот миг я решил, что они узнали меня. Но практически в тот же миг я увидел свое отражение в луже дождевой воды, и создал в нем Царские Сады…
Я шагнул в воду.
Пришло время уходить.
Но вначале я должен рассказать еще об одном своем поступке, который я совершил, не столько из надежды, сколько, как я думаю, чтобы убедить самого себя, что пришло время уходить.
Или мне так кажется сейчас.
На следующий день небо почти прояснилось, солнце сияло довольно ярко, однако из-за начала зимних дождей воздух уже успел достаточно остыть. Теперь в течение многих месяцев каждый день будет идти дождь.
Но в те редкие дни, когда дождя все же не было, царица и наследная принцесса со свитой по-прежнему прогуливались в садах, наслаждаясь последними дарами осени.
Магическое зеркало показывало мне их процессию. Я долго следил за ними. А потом я прошел через зеркало и очутился за живой изгородью.
Я кивнул царице, а затем Тике. Наследная принцесса стояла напряженно, как застывшая; она была одета в изысканное, роскошное платье с жестким воротником, серебряные ожерелья в форме змей в строго определенной традицией последовательности украшали ее грудь. Я долго смотрел в ее тщательно загримированное лицо, надеясь найти черты той Тики, с которой мы путешествовали по Реке. Но я далеко не был уверен, что от нее осталось хоть что-то. Она смотрела на меня без всякого выражения.
Я прекрасно понимал, насколько неуместно выглядел в подобном обществе: босой – мои туфли еще не просохли после недавней ночной вылазки – я был в мешковатой полотняной одежде своего предшественника, шея замотана шарфом, так как я простудился и кашлял. Но меня это не волновало.
– Секенр, – сказала царица. – Мы не звали тебя.
Я пожал плечами.
– Знаю. Но я хотел поговорить с вами.
Царица едва не задохнулась от подобного бесстыдства. Евнухи смотрели на нее, ожидая сигнала.
– Что ж, очень хорошо, – кивнула царица.
– Я хотел сказать – наедине: ты, я и Тика.
Никто не прореагировал на столь грубое нарушение этикета.
Царица Хапсенекьют снова кивнула:
– Хорошо.
Жестом повелев своим спутникам удалиться, она взяла Тику за руку и немного прошла вперед. Я последовал за ними, евнухи – за мной. Мы пришли на полянку, со всех сторон окруженную живой изгородью. Стражники остались снаружи. Я нерешительно зашел туда и увидел царицу с наследной принцессой сидящими бок о бок на скамейке – на ней осталось совсем немного места, рядом с Тикой.
Там, без свидетелей, царица Хапсенекьют вновь стала госпожой Неку. Она вздохнула.
– Секенр, боюсь, нам никогда не удастся сделать из тебя настоящего придворного.