Все стояли, как замороженные, у самого подножия трона Великого Царя, самого Венамона Четвертого.
Евнухи бросились на колени и простерлись ниц, уткнувшись в пол лбами. Знать и священники опустились на одно колено. Солдаты остались стоять.
Неку с Тикой провели меня сквозь толпу прямо к трону, моментально преклонили колени и поднялись, не дождавшись монаршего дозволения. Я порывался последовать их примеру, но Неку Прошептала:
– Нет. Чародеи не склоняются ни перед кем.
Я остался стоять.
Я совершенно отчетливо видел Великого Царя. Я мог бы подняться по трем или четырем ступенькам, ведущим к его трону, и коснуться его рукой.
Как Тика и говорила мне несколькими днями раньше, когда я отказывался ей поверить, Венамон был очень, очень стар. Он сидел на троне, подпертый со всех сторон подушками, откинувшись на металлическую спинку трона, испещренную рельефами с изображениями змей, крокодилов и людей со звериными головами. Не думаю, чтобы у него хватило бы сил подняться самостоятельно. Его щедро украшенные драгоценностями руки были тонкими, как тростинки.
Среди окружающей его роскоши он казался потерянным, погребенным в своих собственных регалиях: вышитый серебром кильт и суконные туфли, наколенники в форме змей, сползающих ему на голени, сложный орнамент из ожерелий и медальонов с эмблемой змея, заглатывающего собственный хвост,Оуробороса , символизирующего вечность. Но, хотя плащ на нем был золотым, его рубашка была настолько тонка, что все ясно видели его впалую грудь, бледную прыщеватую кожу, выпирающие ребра. С первого взгляда было видно, что ему трудно дышать.
Вначале я не разглядел его лица. Он склонился вперед, словно не выдерживал чрезмерного веса своей короны в форме пчелиного улья. Один из стоявших рядом с ним евнухов склонился и нежно поднял царю подбородок. Половина сморщенного лица Венамона была уже мертва, отчего рот скривился в уродливой гримасе. Слюни текли с парализованной стороны, смывая с подбородка белый грим. Евнух осторожно промокнул их салфеткой.
Жили лишь глаза Венамона. Внутри уродливого искалеченного тела сохранился живой ум, а взгляд его черных глаз пронзал насквозь. Он посмотрел на госпожу Хапсенекьют и сказал что-то, чего я не расслышал. Не думаю, чтобы и она услышала его слова.
Она неожиданно воздела вверх обе руки, словно приветствовала бога, и продекламировала так громко, что ее Голос эхом прокатился по залу:
– Великий Небесный Царь, Повелитель Всех Земель, если ты соблаговолишь выслушать про деяния, свершенные во имя твоей неувядающей вечной славы, знай же, что в этот день я избавила город от предателей, твоих врагов!
Царь снова склонился вперед. Мне показалось, что он вот-вот упадет с трона, но евнухи так и не двинулись с места, чтобы подхватить его. Венамон старательно работал губами, словно приводил в действие какой-то незнакомый механизм, пытаясь произнести хоть слово. Но потом ему все же удалось справиться с этой нелегкой задачей, и он заговорил медленно и четко, хоть и одной стороной рта, иногда шепелявя и разбрызгивая слюну во все стороны.
– Да, все предатели. В том числе, как я понимаю, и мой собственный сын.
– Великий Царь, твои враги пали!
Царь кивнул и снова откинулся на спинку трона.
– Так что все предатели мертвы. Это делает политическую ситуацию, как и положение с вассальной зависимостью… гораздо более простыми и однозначными.
Его рот искривился. Он поднял испещренную старческими пятнами руку. Пальцы его напоминали когти. Евнух отстранил его руку и вновь воспользовался салфеткой.
– О Могущественнейший, я стремлюсь лишь преумножить твою бесконечную славу, – воскликнула госпожа Хапсенекьют.