– Но зачем, госпожа? – спросил непреклонный Камень, испуская сияние. – К чему проявлять милосердие? Они не жалели нас, когда обнаружили один из наших городов в последнюю войну: они сожгли его и добили дубинками рыдавших детей, что пытались вырваться из пламени.
– Это не милосердие. Всем известно: я, как никто другой, не знаю жалости, когда дело касается солнцепоклонников. Я просто хочу, чтобы известие о случившемся распространилось как можно быстрее. Пусть их сердца наполнятся ужасом. А женщины и дети, которым мы позволим уйти, не смогут поднять на нас оружие, в отличие от мужчин. Зато в осажденных городах их придется кормить и поить, а значит, на них будут тратиться припасы защитников. – Она достала Белый Огонь из ножен и положила рядом со своим шлемом. В шатре не было огня, но сияние меча давало достаточно света. – Мы не проливали кровь смертных с тех пор, как отступили за Границу Теней. Теперь все иначе. Пусть Книга великих печалей хранит память об этом часе даже после конца света.
Она подняла руку и призвала:
– Пойте со мной, пойте в честь нашего народа! Мы должны восславить слепого короля и спящую королеву и поклясться в верности Стеклянному договору – да, мы поклянемся все вместе. А потом возьмем огонь. И да убоятся наши враги!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Огонь
… И был Перин среди них, и услышал он плач людской, и рассказали они ему, не зная, кто он такой, что страшный зверь преследует их, и улыбнулся Перин, и погладил свой молот, и велел им не бояться…
Из «Компендиума прописных истин». Книга Тригона
27. КЕНДЛСТОН
СКАЗКА ВРЕМЕН
Перевернутая страница – страница огня.
Черепаха лижет обожженные лапы
И смотрит во тьму.
Из «Оракулов падающих костей»
Баррик знал, что необходимо сосредоточиться. Он не сомневался в том, что все происходящее крайне важно, хотя и невероятно. Сестра хотела, чтобы он помог ей нести часть их общего груза. Однако он не знал, сможет ли это сделать.
И все из-за снов, из-за его мучительных кошмаров. Они разрушали его, как океан разрушал дорогу к замку – людям приходилось непрерывно ее ремонтировать. Иногда юноша совсем забывал, каково это: быть просто принцем Барриком. Он просыпался среди ночи и обнаруживал, что он скребется в дверь своей комнаты, которую слуги запирали снаружи, чтобы Баррик не ходил во сне. В другие ночи он вскакивал с постели в ужасе, почти уверенный, что превратился в какое-то иное существо. Он сидел в темноте и медленно ощупывал себя – сначала ноги и руки, потом с трепетом переходил к лицу, боясь обнаружить свидетельства того, что стал одним из персонажей собственных отвратительных видений. Баррик часто видел во сне, что он окружен существами без лиц. Они хотели лишить его свободы или убить, но он расправлялся с ними первым. Всякий раз принц просыпался в холодном поту, задыхаясь от ужаса: лишь бы не стать безжалостным чудовищем из няниных сказок, способным изменяться по своей воле. Баррик боялся, что шея монстра, которую он сжимал во сне, чтобы защитить себя, может оказаться шеей живого человека, знакомого и даже любимого.
Для него почти не было разницы между ночными кошмарами и полубезумным бодрствованием. Прошлой ночью он проснулся в предрассветный час от звучавшего в ушах голоса: совсем рядом кто-то разговаривал, хотя в комнате не было никого, кроме мирно посапывающего пажа.
– Нам больше не нужна мантия, – сказал этот кто-то. Голос был женский, властный и холодный. Он доносился не из сна, а звенел в голове. От этого звука, от его близости Баррик застонал.
– Мы сметем их, как огонь. Они станут бояться нас и при дневном свете, как боятся в темноте…
– Принц Баррик? – позвал его другой, грубоватый голос. Кто-то пытался привлечь его внимание – в реальности, не в кошмаре.