Опал аккуратно вытащила несколько нитей сбоку, где меньше вышивки. Чет ни за что не догадался бы поступить так – он вспорол бы мешочек сверху и наверняка испортил бы вышивку.
– А вдруг это магическая вышивка? – предположил он. – И если мы нарушим ее, содержимое мешочка исчезнет?
Чет не вполне понимал, что говорит, но в столь поздний час трудно было не думать об этом. Они словно вступали на чужую и, возможно, враждебную территорию.
Опал недовольно посмотрела на мужа.
– Как это на тебя похоже: ты задумываешься только после того, как дело сделано.
Но она остановилась, явно обеспокоенная.
– Думаешь, там что-то живое? И оно… может укусить?
– Лучше отдай мне. Если кто-то и должен потерять палец, пусть это будет не тот, кому потом придется зашивать мешочек, – сказал Чет, пытаясь превратить все в шутку.
Он слегка надавил на разрез, чтобы тот раскрылся, и поднес мешочек к свету. Но внутри увидел лишь какие-то высушенные цветы и листья. Он наклонился и осторожно понюхал содержимое. Запах был необычным и незнакомым: смесь пряных ароматов. Чет сунул внутрь палец, стараясь ничего не Повредить, но сухие листья ломались, и благоухание становилось сильнее. Наконец он коснулся чего-то твердого и плоского. Фандерлинг попытался вытащить неизвестный предмет, но тот оказался почти того же размера, что и мешочек.
– Придется еще немножко разрезать, – вздохнул Чет, передавая вещицу Опал.
– Моли, волшебный корень, и «разбитое сердце», – принюхиваясь, сказала Опал. – Но не только. Остальное я не знаю.
Опал распорола шов до самого конца и вернула мешочек Чету.
Он осторожно потянул твердый предмет. Сухие цветы и листья посыпались на стол. Чет потянул чуть сильнее, и предмет наконец выскользнул наружу. Овальный, прекрасно отполированный и украшенный резьбой, он был твердым, но не как камень. Его украшал непонятный узор. Чет с удивлением рассматривал предмет: зачем этот простой круглый кусок кости – то ли слоновой, то ли еще какой – украшать столь искусной резьбой? Опал на минуту взяла вещь в руки, кивнула и отдала обратно мужу, перевернув другой стороной.
– Это же зеркало, старый дурень. – В ее голосе послышалось облегчение. – Ручное зеркало, как у благородных дам. У твоей принцессы Бриони, наверное, таких несколько.
– Умоей принцессы Бриони? – переспросил Чет. Он подхватил их обычный шутливый тон, поскольку ничего другого не придумал. Он тоже почувствовал облегчение, но в меньшей степени, чем жена. – Уверен, принцесса пришла бы в восторг, услышав твои слова.
Он посмотрел на зеркало, поднял его и повертел, пока не поймал отражение от светильника – вроде бы совершенно обычное.
– Зачем мальчику зеркало? – недоуменно спросил он. Опал покачала головой, удивляясь его глупости.
– Ну разве ты сам не понимаешь? Ясно как день. Скорей всего, оно принадлежало его… его настоящей матери. – Ей было неприятно произносить эти слова, но она решительно продолжила: – Она дала сыну зеркало как… как память. Может быть, ей грозила опасность, и у нее оставалось лишь несколько секунд, чтобы спасти сына. Она хотела дать знать тому, кто подберет ребенка, что это мальчик из хорошей семьи и у него есть любящая мать.
– Странно это… – Чет не поверил в ее объяснение. – Она хранила зеркало зашитым в мешочек?
– Да нет же! Она сделала это, чтобы не повредить его.
– По-твоему, у высокородной женщины случилось несчастье: на замок напали враги или он горел, как в балладах больших людей, которые ты так любишь слушать на рыночной площади, – и она потратила последние минуты на то, чтобы зашить зеркало в мешочек? Да еще так аккуратно.
– Ты все усложняешь, – ответила жена.
Но Опал скорее удивилась, чем рассердилась.