Они отодвинулись назад и со страхом смотрели на Чета и Кремня, словно у тех неожиданно выросли клыки и когти.
– Что он сказал? – спросил Чет, захваченный происходившим.
Жуколов сделал шаг вперед и поклонился, бледный, но исполненный решимости.
– Прошу прощения, Большой Почтенный Нос не очень хорошо говорит на языке больших людей – хуже, чем мы, разведчики желобов. – Он важно поклонился. – Еще раз прошу нижайше простить меня, но вы не можете увидеть королеву. Один из вас очень дурно пахнет.
– Это случилось давным-давно, – рассказывала Мероланна. – Когда я впервые приехала сюда, чтобы выйти замуж за вашего двоюродного прадеда Дамана. Вы его не помните: он умер до того, как вы родились.
– В Длинном зале есть его портрет, – подхватила Бриони . –Он там такой… серьезный.
– Я же просила не перебивать меня. Мне очень трудно. Да, все верно, именно так он и выглядел. Он был серьезным и достойным уважения, но никогда не был добрым. По крайней мере, не таким добрым, как твой отец. Или как брат Дамана – старый король, особенно когда выпивал или пребывал в хорошем настроении. – Она вздохнула. – Только поймите меня правильно, дети. Ваш двоюродный дедушка не был жестоким, и я по-своему любила его. Но в первый год, оторванная от родной семьи, в чужой стране, где говорят на чужом языке, с мужем в два раза старше меня, я ощущала себя очень несчастной, запуганной и одинокой. Потом Даман пошел на войну.
Баррик с большим трудом удерживал себя на месте. Сегодня его переполняли новые мысли и силы. Ему хотелось что-то делать, чтобы наверстать упущенное во время болезни время, а не сидеть здесь и слушать тетушкины рассказы. Слова герцогини о безумии насторожили его. Принц решил, что она собирается рассказать о таких же видениях, что мучают и его. Но вместо этого она вспоминает какие-то древние истории. Он хотел встать и уйти, но краем глаза заметил, что Бриони напряглась, и решил пока остаться. В последнее время их отношения изменились: мысль о том, чтобы спорить с упрямой сестрой, казалась ему невозможной.
– Если это можно было назвать войной, – продолжала Мероланна. – Один из морских вельмож Перикала – отвратительный человек, не помню его имени, – совершал набеги на западное побережье. Король Остин попросил своего брата оказать помощь королю Сеттленда. Даман уехал, а я осталась в полном одиночестве и вынуждена была проводить день за днем в хмуром чужом замке, среди темных камней и наводящих ужас портретов. Но это не извиняет меня, как я уже говорила иерарху Сиселу. Вскоре… Через несколько месяцев я стала проводить много времени в обществе одного молодого придворного. Только он навещал меня, только он не относился ко мне как к чужой. Остальные считали, что раз я плохо говорю на их языке, то нечего ждать от меня умных слов. К тому же я слишком далека от двора, чтобы знать интересные сплетни. Тот молодой человек был единственным, кто восхищался мною – такой, какая я есть. И я влюбилась в него. – Герцогиня села поудобнее, по-прежнему глядя в потолок, и перестала махать веером. – Мало того. Я отдалась ему. Изменила своему мужу.
Баррик не сразу сообразил, о чем говорит тетка, а когда сообразил, почувствовал отвращение. Одно дело – знать, что немолодые люди в какие-то моменты своей жизни тоже испытывали вожделение; совсем другое – когда тебе рассказывают об этом, и волей-неволей приходится все себе представлять. Но прежде чем принц успел открыть рот, Бриони крепко стиснула его руку.
– Но вы же были одна в чужой стране, тетя, – очень мягко произнесла Бриони. – К тому же это случилось очень давно.
Баррик заметил, что сестра потрясена не меньше его.
– Нет, дело не в этом, – возразила Мероланна. – Тебе представляется странным, что женщина моего возраста еще помнит о таком? Когда-нибудь ты поймешь.