Куда? обалдели все.
Хотя бы, в Выборг. Поспрашивать о нём.
Люба, он сто лет по месту прописки не живёт, сказал Снегирёв. Этот факт уже не раз устанавливался. А в Питере вы его где искать будете? Да и зачем? Думаешь, он увидит тебя, засовестится, и всё вернёт? Очень сильно сомневаюсь. Лёня постучал кончиком шариковой ручки по столу. Единственный шанс, это если его арестуют и по всем этим заявлениям привлекут к ответственности. Вот тогда можно идти в суд и оспаривать кредиты и договор купли-продажи. А в остальном, он красноречиво развёл руками.
В общем, мы все окончательно расстроились. Вышли от Снегирёва, в молчании спустились вниз и вышли на улицу. Остановились. Если честно, даже друг на друга почему-то смотреть было неловко. Чувствовали себя обманутыми глупцами, по самолюбию которых прошлись бульдозером. А на Любу и вовсе было страшно смотреть, такой расстроенной она выглядела.
Его ведь не найдут, да? спросила она нас.
Серега пожал плечами, а я честно сказала:
Вряд ли.
И что мне делать? Через десять дней в квартиру должны заехать новые жильцы. Сереж, что делать-то?
Вещи собирать, огрызнулся брат. И переезжать к родителям.
Люба заревела в голос, а я порадовалась тому, что домой её повезёт Серега, а не я. Любу было жалко, а смотреть, как она убивается, очень тяжело. Правда, и терпеть было трудно. Как-то невыносимо тоскливо, а ещё злость на Любу просыпалась. Я понимала, что ошибаться могут все, и её обманули в самых лучших чувствах, и сыпать на её голову все обвинения, несправедливо, но каждый раз, когда Люба заходилась слезами, хотелось взять её за плечи, встряхнуть и поинтересоваться:
Где были твои мозги? Почему ты не посоветовалась ни с кем?
Вот только после драки кулаками не машут.
После долгого дня готовить не хотелось. А вот есть хотелось зверски, и я, совершенно бессовестно, достала из морозилки Серегины пельмени. Сварила на двоих. Когда он спустя полчаса появился дома, горячий ужин был готов.
Круто, выдохнул голодный бывший муж, пельмешки.
Прозвучало это так, будто ничего вкуснее он за много лет и не ел. Между прочим, обидно. Во времена нашего с ним общего жития, я готовила много и часто. А тут он пельменям радуется.
Как Люба? спросила я его.
Ревёт. Без конца ревёт.
Повод есть, вздохнула я, лопая пельмени. В одиннадцать часов вечера, между прочим.
Квартиру жалко, вздохнул бывший муж.
Я согласно кивнула. Встала из-за стола, сполоснула свою тарелку, а ему сказала:
Завтра уеду на два дня.
К тётке? поинтересовался он.
Да. Давно не была.
Где давно, десяти дней не прошло.
Всё равно
Я видела, как Серёга на меня смотрит, упёр в меня недовольный взгляд, насупил брови, и даже губы надул. Всё это было мне знакомо, и обычно с этого у нас и начинались ссоры и скандалы. Муж принимался выговаривать мне, что я занимаюсь совсем не тем, чем необходимо заняться. Что у нас, как бы, семья, и уделять внимание я должна именно ему, а не каким-то непонятным родственникам в деревне. А меня хлебом не корми, дай сбежать из дома к ним. И, вообще, непонятно, зачем мне тогда нужен муж В общем, все его претензии мне были отлично известны, из-за них мы, в конце концов, и развелись. А сейчас Серега не имел никакого права мне их озвучивать, поэтому молчал и только надувался привычным недовольством, как воздушный шарик. Чтобы не видеть этого, я забрала у него грязную тарелку и отвернулась к раковине.
Следующие два дня дома меня не будет, и он успокоится. Хоть бы уже завёл себе кого-нибудь, постоянную девушку, что ли. Не стало бы необходимости за мной следить.
Утром я проснулась рано и в приподнятом настроении. Перед отъездом в деревню, я всегда просыпалась в хорошем расположении духа. Улыбалась без причины, радовалась, и этим мужа всегда раздражала. А как только поняла, в чем именно причина его недовольства, старалась не демонстрировать так явно свои чувства. Но, по всей видимости, они всё равно упорно прорывались наружу. И вызывали у Сереги бешенство. Но раньше мне приходилось с мужем прощаться, чувствуя себя перед ним виноватой, а после развода этого процесса можно было избежать. Я чувствовала облегчение. После официального развода я, вообще, чувствовала облегчение. Чувство вины из-за этого тоже возникало, прорывалось, но на него уже можно было не обращать внимания. Я радовалась тому, что уже через несколько часов буду там, где так хочу быть.