Проходите. Лёня поднялся при нашем появлении, но лишь для того, чтобы чайник включить. Нажал на кнопку и снова шлёпнулся в своё кресло, которое под ним жалобно скрипнуло.
Что-то лицо у тебя не радостное, заметила я, присаживаясь напротив него.
Я на работе, отозвался Снегирёв. А на моей работе ничего радостного в принципе не происходит.
Ясно.
Чайник за моей спиной со щелчком выключился, а Снегирев, окончательно приняв нахальный вид, попросил:
Сима, налей кофе, а?
Я на него посмотрела, потом на бывшего мужа, который уже успел с удобством расположиться на колченогом кресле у стены, и мне, кстати, согласно кивнуть по поводу кофе, потом снова на Лёню. Решила вслух подивиться:
Вы оба бессмертные, что ли? Я, вообще-то, двенадцать часов на ногах.
Люба со стула рядом со мной с готовностью подскочила:
Я налью.
Золовка кинулась за чашками к шкафу, а я продемонстрировала мужчинам кулак. А Снегирёва попросила:
Рассказывай давай. Уж полночь близится, а мы всё ещё здесь, перефразировала я известное выражение.
Лёня потянулся было к каким-то бумагам на своём столе, затем вдруг передумал и даже рукой махнул. Только сказал:
Порадовать мне вас, на самом деле, нечем.
Он кинул на Любу осторожный взгляд. Я тоже на золовку посмотрела, заметила, как та насторожилась и напряглась. По всей видимости, ждала не информации, а едва ли не приговора. Не знаю, в плане чего именно она рассматривала этот приговор: своим финансам на несколько лет вперед, либо всё-таки своим чувствам к Денису. Невооружённым глазом было заметно, как сильно она мучается. Побледнела, осунулась, под глазами темные круги, и, вообще, она выглядела несчастной. Наверняка, ещё родители сегодня к ней наведывались, и вылили на неё всю степень своего переживания и разочарования очередной неудачей дочери. Тут было от чего и осунуться, и аппетит потерять.
В городе Прохорова мы не нашли.
Я не удержалась и фыркнула.
Конечно, не нашли, если время упустили. Я когда тебе говорила о том, что надо его искать, хватать, объявлять «план перехват»? Два дня назад!
Снегирёв глянул на меня с едкой, снисходительной улыбочкой.
Посмотрите на неё, генеральша! Да кто будет из-за какого-то аферюги «план перехват» объявлять? Он что, террорист?
Я обиженно надула губы. Сказала негромко:
Он хуже. Он мошенник.
Вот-вот, поддакнул меня Лёня. Вор и мошенник. И бегать по городу с собаками ради него никто не будет.
Милиция называется, вздохнула я.
Ты успокойся, настойчиво попросил меня друг семьи. Со своими замечаниями. И мы не милиция, а полиция.
Я на Серегу обернулась и поинтересовалась у того:
Он издевается?
Бывший муж тут же кивнул, не собираясь ни с кем спорить, ни со мной, ни с дружком, а я вздохнула. На Лёню посмотрела, и единственная поинтересовалась, словно все остальные сюда в качестве группы поддержки пришли:
И что теперь делать?
Что-что, пробормотал Снегирёв, попивая кофе. Следовать букве закона. Ведь если мы его не нашли, это совсем не означает, что город он уже покинул. Мы объявили его в розыск, разослали ориентировки, как подозреваемого в мошенничестве
В федеральный? поинтересовалась я.
Снегирёв аж сплюнул с досады.
Сима, ты кино, что ли пересмотрела?
«Человек и закон» она смотрит, заржал Серега. Ночами.
Я кинула на бывшего мужа выразительный, предостерегающий взгляд. А Лёня вздохнул.
Заметно.
Так что теперь делать? подала голос Люба.
Снегирёв на неё посмотрел, долгим таким взглядом. И сказал:
Тебе молиться. Чтобы его нашли. Потому что я покопался немного в судьбе этого товарища, и скажу вам, ребята, одно: дела хреновые.
Люба вдруг заревела. Как-то так запросто, слёзы просто полились из её глаз, а из груди посыпались горестные всхлипывания. Я протянула к ней руку, погладила по плечу. И попросила:
Люба, не плачь.
Не могу, не могу не плакать, заревела она ещё горше. Сима, ну почему мне так не везёт? Почему всё на меня валится? Все неприятности.
Это ещё не неприятности, проговорила я негромко. Всё наладится.
Я же его так люблю! Он же мне обещал!.. Что мы всегда вместе будем, что у нас будет дом, дети. А что получилось? Что же теперь, никому верить нельзя? Сима, никому?
Я вздохнула. Посмотрела на стушевавшегося от горестного Любиного монолога Снегирёва. Тот в ответ на мой взгляд развёл руками, а Серега на сестру цыкнул.