И Роману приходилось снова отступать к широкому шершавому стволу, чтобы защитить хотя бы спину.
— Да сколько же вас всего?! — взревел Роман, отбрасывая от себя очередную пару атакующих и принимая топор третьего в перекрестье своих мечей.
Со звоном вылетел из левой руки меч оруженосца, но Эрефор держался в правой ладони крепко, словно и вправду был живым существом, достойным имени собственного.
Но даже и с этим мечом у Романа шансы Романа таяли с каждой секундой.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Нагая рабыня меча Эрефора верхом на коне вылетела откуда-то из-за дерева, как чертик из табакерки и атаковала аргеманов со спины.
Барабину показалось, что она ранена. По ее телу струилась кровь, но гейша не обращала на это внимания и рубила мечом направо и налево, словно разъяренная валькирия, страшная и беспощадная.
И результат не замедлил сказаться. У Барабина появился оперативный простор, которым он тотчас же воспользовался.
У кромки воды еще отбивался от четырех соперников какой-то одинокий рыцарь без шлема, но в латах. Он требовал помощи в самых энергичных выражениях, которые только были в местном языке, и Барабин не мог остаться безучастным.
Ему ведь позарез надо было завести знакомство с рыцарями, которые имеют право свободно разговаривать с королем.
Знакомство с данным конкретным рыцарем получилось исключительно бурным. Барабин притащил за собой хвост из трех аргеманов, так что они с рыцарем оказались вдвоем против семерых.
Правда, в первую же секунду число противников сократилось до шести. Одному из аргеманов Роман лихим ударом снес голову.
Спина к спине, защищенные с одной стороны глубокой водой, Роман и рыцарь отбивались от наседающих врагов, и Барабин при этом еще умудрялся поглядывать по сторонам.
Он видел, что с корабля в них целят из луков, но стрелять не рискуют — слишком темно и далеко, можно попасть в своих.
А на берегу из боевого охранения не осталось практически никого. Многих перебили, кто-то отступил в лесную тень, и аргеманы с факелами в руках устремились в сторону деревни.
Но они уже потеряли слишком много времени. Всего несколько минут — но все равно слишком много.
Рабыня Эрефора прискакала не одна. С нею было еще несколько всадниц, которые отстали, схватившись с аргеманами на дороге.
И в самой деревне уже не пели, а орали на разные голоса в тональности сирены боевой тревоги, отчаянно свистели, били в барабан и призывали к оружию.
Если аргеманы рассчитывали сжечь воинов майордома Груса спящими в домах, то теперь об этом не могло быть и речи. Все уже повыскакивали из домов и даже успели одеться.
Было видно, как на холме, в самой высокой точке дороги, выстраиваются оборонительные цепи. Впереди — пешие оруженосцы с большими щитами и длинными копьями, за их широкими спинами — гейши с луками и арбалетами, а в третьем эшелоне — рыцари на конях.
Тот, кто придумал расположить деревню Таугас не на морском берегу, а в седловине за холмом, был очень дальновидным человеком. Тем, кто пытался напасть на Таугас с моря, приходилось бежать по дороге вверх, теряя время и силы. А навстречу им летели стрелы.
И все бы на этом было кончено, не появись из-за серой скалы, далеко выдающейся в море, еще три драккара. Два из них были поменьше первого, а один, наоборот, много больше.
Случилось это как раз в ту минуту, когда Роман и рыцарь отбились, наконец, от настырных аргеманов и получили минуту передышки.
Эту минуту рыцарь потратил, всматриваясь в очертания большого корабля, который приближался не так бесшумно, как первый драккар, но ничуть не менее стремительно.
Он узнал корабль, уже когда тот был на расстоянии полета стрелы. И произнес с каким-то испуганным придыханием:
— Это «Торванга». Корабль Ингера из Ферна.