«Спасибо, брат. Ты даже не представляешь, что сделал для меня сегодня!»
Выйдя на улицу и вдохнув весеннего воздуха, Костик понял: мир изменился. Да, конечно, он изменился ещё вчера, в первый его день в новой школе, но сегодня Сегодня вместе с миром изменился и сам Костик. Он вытащил мобильный и позвонил отцу.
Пап, я не поеду к старикам. Просто это через силу, понимаешь, а я не хочу что-либо делать через силу. Когда соскучусь, приеду к ним сам. Один, без семейного табора. Обязаловки больше не будет.
Отец что-то говорил в трубку резко и экспрессивно, Костик вежливо и внимательно слушал. Никакого хамства теперь от него не дождутся, никто не выведет его из себя. Ни нотациями, ни провокациями. Ведь война это что? Дискомфорт!
Да, пап, я согласен, я чудовище и плохой сын. Но отныне я буду делать то, что считаю нужным. И так теперь будет всегда.
Дождавшись, пока отец сам повесит трубку, Костик улыбнулся талому снегу и лужам, и уличной грязи, ещё раз прокрутил в голове эпизод с козлом на физкультуре, достал смятый листок «Большой книги джибоба» и приписал:
«ГЛАВНАЯ ТАЙНА:
Джибобу пофиг всё, кроме лосей».
Ведь не писать же «козлов». Не поймут.
Глава 3. ЮЛЬХЕН
Кирилл Кабанов сидел в кабинете математики и разглядывал учительницу. С каким-то злорадным удовольствием отметил, что лак на указательном пальце её правой руки немного облупился. Знает ли сама? Наверное, нет, потому как этим самым пальцем перед его носом так и машет. Интересно, что будет, если взять и заявить: «Юлия Генриховна, а чё, ковырялись где, что ли, раз ноготь обшарпан?» И на реакцию её посмотреть. Заткнётся тогда сразу, подавится педагогической своей речью. Ведь каждое утро в школу приходит вся такая чистенькая, намарафеченная, с причесоном, блузку или платье два раза подряд не надевает. А шмотья-то мало, экономно живёт. Девчонки вычислили, через какой промежуток времени она снова тот же блузон напяливает, но уже с новым шарфиком. Будто бы не догоняют все, что в старом пришла. Престижная школа чтоб её! надо соответствовать. А и правда, взять вот так и сказать про лак. И потом поржать с пацанами.
Кабанов откинулся на спинку стула и стал откровенно рассматривать математичку. Грудь-то есть, конечно, но «не айс». Другое дело новая англичанка, вот там буфера! А это мышь серенькая. Да и старая к тому же. Кабанов попытался прикинуть, насколько старая. Вспомнил: её племяш учится в седьмом, дебил полный, так говорил, что ей в августе будет тридцать. Старуха.
Кабанов! Да ты не слушаешь меня совсем! возмутилась Юлия Генриховна. Ну что мне с тобой делать?!
А чё, есть варианты?
Он хмыкнул и пожалел, что рядом нет другана Славы Савельева Савёхи, уж с ним бы такие реплики вместе выдали, хоть на камеру снимай и в сеть выкладывай! А так настроения не было шевелить мозгами: в классе они с математичкой вдвоём, публики нет, никто не оценит.
Фамилия у неё Герц. Немецкие корни, вот и отчество Генриховна. Да и в Мюнхен к какой-то тётке своей катается каждые летние каникулы. В школе её называли «Юльхен» нарочито, на немецкий лад, причём не только ученики, но, как слышал недавно Кабанов, и физрук тоже. До этого дня она была просто училкой, не более, но теперь Кирилл чувствовал: нарывается, дура. Вот сейчас доведёт его и получит пятиэтажный словесный оборот. Потом опять всё по отработанному сценарию мать к директору, та неделю гундосить будет, в кого он такой уродился, моделировать, какой был бы, если бы кобелино-отец не бросил их. Слушать невозможно! Да и директор мозги вскроет, это уж стопудово. Ну, и по-новой: опять уроки, Кирилл снова будет хамить. Кто его выгонит-то, мать тут спонсорством балуется, завуч и свита прикормлены. Так что, как ни крути, ты полный ноль, Юльхен.
Юлия Генриховна замолчала и спрятала прядь волос под заколку на затылке.
Пойми, Кирилл, девятый класс показательный. Ты способный мальчик, но твоё поведение ставит под сомнение переход в десятый. Я буду поднимать вопрос на педсовете
«Вот дрянь! Да педсовет тебя одним пальцем, у матери такие связи, тебе и не прикошмарится!»
Ну, Юль-Генриховна! А чё сразу я крайний-то?
Кабанов, ты издеваешься?
«Издеваюсь?! Ты, милаша, ещё не догадываешься, как несладенько бывает, когда Кабан издевается!»
Да чего вы все ко мне привязались? Кабанов повернулся на стуле и сел к ней вполоборота, скрестив руки и всем видом показывая, как надоел ему весь этот разговор.